По обрывистому пути

— Караул! Обобрали! — завопил журналист. — Я только сейчас догадался, что буржуй меня объегорил: я думал, что он раскошелится за необычайную новость, а он тут подстраивал магарыч, хитрый бес!

— Прежде чем выпить бокал этого шипучего яда, я хочу знать: как будете вы нас обуздывать? Какой уздой? — спросил Рощин у Саламатина.

— Исключительно золотой уздечкой, как Сивку-Бурку, Виктор Сергеевич, — сказал Саламатин. — Проповедовать совершенство самодержавия и благость православия я от вас не потребую. Этого будет требовать губернатор и архиерей, а вы не давайтесь… На случай конфликта я буду вступаться. Штрафы, разумеется в допустимых размерах, пойдут из моей кассы. Впрочем, из вашей: касса содержится за счет моих и других объявлений, в которых, как я полагаю, нехватки не будет. Если получите прибыль, я участвую в половине. Убытки беру на себя целиком, чтобы не уменьшать оборотные средства…

— Насмотрелся ты, Митрофан, — сказал Коростелев, — в заграницах на заморских буржуев и хочешь поднять себе цену: я, мол, не только владелец заводов, строитель электрических станций, я ещё князь печати… знай наших! Виктор Сергеевич, прямо скажу: меня подмывает, а вас?

— Надо бы, Костя, ещё всё продумать, — уклончиво отозвался Рощин.

Освобожденная журналистом пробка с хлопом вырвалась из бутылки шампанского.

— Анемаиса Адамовна! Просим принять участие! — закричал Саламатин, выбегая из кабинета.

Он ввел хозяйку как-то по-детски, за руку.

Рощина, конечно, уже знала обо всём, понимала, что предложение Саламатина укрепляет роль её мужа в городе, одобряла его, но сделала вид, что ей ничего не известно.

— Греховное и кровавое у вас торжество. Не могу ликовать по поводу покушения, — сказала хозяйка.

— Да не о том идёт речь! Позвольте представить — новый редактор местной газеты Виктор Сергеевич Рощин. Знакомы? — поклонился Саламатин, шутливо рекомендуя хозяйке её мужа.

— Виктор?! Что слышу! — притворилась «мадам».

— Ну, положим, ещё не совсем… — пробормотал адвокат.

— За здоровье редактора! — возгласил Саламатин, передавая искрящийся бокал Анемаисе Адамовне. — Господа, за здоровье редактора новой газеты «Седой Урал»! Поэтичное названьице, а?! — с похвальбой повернулся он к Коростелеву.

— Вы думаете название изменить? — спросила хозяйка, отпивая шампанское. — Мне кажется, это неосторожно: подписчик консервативен. За переменой названия он увидит подвох и потребует деньги назад, — высказалась она, выдавая тем самым, что вопрос для неё не новость.

— Как говорится, деньги на бочку?! Не думаю, — возразил Саламатин. — Конкурентов на горизонте не обнаружено, кто уж выписал, тот не откажется! А мы дадим объявление: «С такого-то числа вместо газеты “Наш край” выходит газета “Седой Урал”. Условия прежние. Газета пополнится интересным отделом промышленной и торговой жизни. Два раза в месяц художественный рассказ, пять раз — фельетон, по воскресеньям — уголок юмора. Принимаются объявления по льготной цене».

— Ты прирождённый газетный талант, — сказал журналист. — Предлагаю: иди в редакцию — для начала рублей на пятнадцать в месяц.

— Ты, Костенька, продувной нахал.

— П…па…аппропивной! — поправил Коростелев. — Да, — спохватился он, — а оклады, оклады! Мы с тобой об окладах не сговорились!

— Тебе для начала рублей пятнадцать, — с насмешкой сказал Саламатин.

— Это старому-то газетному волку?!

— Я имею в виду — за талант, а за старость этого волка ещё шестьдесят, ну и двадцать пять на пропой. У тебя ведь расходы…

— Так, пожалуй, пойдёт, — согласился Коростелев.

— А с Виктором Сергеевичем мы еще подсчитаем, прикинем…

Саламатин снова наполнил бокалы.

— В первый раз в моей жизни с уд…довольствием и от чистой души п…поднимаю бокал за буржуя! — сказал журналист.

5

Наутро сообщение о покушении на Боголепова всколыхнуло весь тихий, благополучный город. Гимназисты старших классов взволнованно рассказывали друг другу эту необычайную новость.

После второго урока разнесся слух, что в домовой церкви при гимназии директор назначил молебен о здравии раненого министра. Возбуждение среди гимназистов усилилось. Раздались голоса, призывающие сбежать из гимназии до начала молебна. Но гардеробная оказалась заперта на замок.

На большой перемене уже почувствовались приготовления к торжественной церемонии. Директор, куда-то уезжавший, вернулся в гимназию надушенный, в расшитом галунами мундире, в орденах и при шпаге. Учителя, живущие поблизости, после большой перемены тоже оказались в вицмундирах. Из всех классов с четвертых уроков вызвали, певчих, участников церковного хора, на спевку. До окончания четвертого урока послышалось в коридоре топотание и шарканье множества ног. Малышей парами проводили в актовый зал, где гимназические надзиратели указывали им занимать, как на утреннюю молитву, расчерченные по полу прямоугольники, обозначавшие места рядов.