По праву короля

– Лилиан?

– Джерисон? – таким же неуверенным тоном откликнулась супруга.

Положение спасла Миранда.

– Мам, пап, вы будете лучше всех! Плохо, что мне с вами нельзя. Но вы мне завтра все-все расскажете, правда?

Чета Иртон поглядела в зеркало, и граф с графиней улыбнулись друг другу. Они хорошо смотрелись рядом, высокие, статные, уверенные в себе…

У нее золотые локоны в обманчиво простой прическе, у него черные пряди волос, а вот улыбки одинаковые. Спокойные, самоуверенные…

– Джес, а это тебе, – Лиля протянула мужу трость, украшенную зеленым бантом и изумрудами по набалдашнику.

– Это? Зачем?

– А, при дворе Уэльстера такая мода, – отозвалась Лиля. – Ты не в курсе?

Джерисон был в курсе. «Моду» ввел Гардвейг, которому, из-за язвы, сложно было передвигаться без трости, а придворные, делая вид, что его величество просто решил походить с тросточкой, принялись подражать. Трости делались самые разные. Раззолоченные, изящные, украшенные драгоценными камнями и гравировкой…

– Знаю. А мне это зачем?

Лиля улыбнулась.

– Мы тут с мастером Шмульцем поговорили.

– Меня уже пугает это начало, – насторожился Джерисон.

– И кое-что придумали. То есть придумал – он, а я так, идею подала.

Ага, видел Джерисон, как подает идеи дорогая супруга. Вы должны сделать так-то и там-то, и не перепутайте, я точно знаю, что получится именно это!

– Что за идея?

Сделать простенький стопорный механизм с кнопкой Лиле было вполне под силу. Если кто думает, что гарнизонная девочка такого оружия ни разу не видела, зря вы это думаете. И видела, и парочку даже разобрала. Не надо делать суперсталь, достаточно обычной кнопки со штифтом, которая при нажатии будет уходить в плоскость лезвия и освобождать его. Конечно, механизм надо будет проверять, подновлять, но здесь и сейчас главное достигнуто. На Земле таким еще в шестнадцатом веке баловаться начинали, как бы не раньше.

Одно движение пальца на кнопку, трость отлетает в сторону, а у Джерисона в руке остается примерно сорок сантиметров доброй стали.

Острой и прекрасно заточенной.

Вес?

Полкило. Может, чуть больше. Всей трости около килограмма.

Джерисон проверил механизм, поигрался, потом сообразил, как что устроено и покачал головой.

– Так просто…

– Никому не нужно было, вот никто и не изобретал, – отмахнулась Лиля. Джес принял это объяснение, и поблагодарил супругу.

И они отправились во дворец.

***

Балы, красавицы, лакеи, юнкера…

Ради красоты мечтаний, Лиля надеялась, что все вышеперечисленные регулярно мылись, знали, что такое личная гигиена, не путали ее с гиеной, и рядом с ними можно было стоять. Хоть с подветренной, хоть с наветренной стороны.

И отлично понимала – надежды тщетны.

На ативернских балах она мучилась, и здесь тоже будет тосковать. Куда деваться…

Плащи, трость, шляпа отданы лакею, и чета Иртон вступает в бальный зал под вопли мажордома. Со всех сторон взгляды.

Любопытные, злые, неприязненные… Джерисона тут почему-то не любили еще с прошлого визита, а Лилю он аттестовал так, что ее бы и никогда не полюбили.

Розовая корова, не изволите ли?

Сейчас все придворное стадо в недоумении разглядывало молодую и красивую женщину, и размышляло, кто и где ошибся? Граф-то свою жену должен знать? Или это уже другая?

Лиля изо всех сил держала лицо. Они с мужем медленно прошли вдоль зала, к трону, на котором сидел его величество Гардвейг. Восседал, этак царственно склонив голову.

Лев Уэльстера. Этим все сказано.

Ее величества рядом с ним не было. А на ступеньку ниже, на небольшом стульчике сидела красивая темноволосая девочка.

Принцесса Мария.

Лиля разглядывала малышку из-под ресниц, приходя к выводу, что Ричарду повезет. Симпатичная девушка, темные волосы, карие глаза, личико испуганное, но держится, старается. Просто медики – они сразу видят, когда человек чего-то боится, у них такое регулярно случается.

Вежливые слова, улыбки, склоненная голова Гардвейга.

Потом Лиля потихоньку отодвигается в сторону, а его величество поднимается с трона. Сам. Без трости.

Ему явно тяжеловато, и вес там серьезный, и нога побаливает, но Гардвейг уверенно встает, улыбается…

– Дамы и господа, сегодня у меня большая радость. И большое горе. Сегодня я с радостью отдаю руку моей дочери Марии Уэльстерской его высочеству принцу Ричарду Ативернскому. Точнее, его полномочному представителю в Уэльстере, графу Иртон.

Джерисон кланяется. Но молчит, Гардвейг явно пока еще не высказался.

– Давно ли мне на руки вручили пищащий кулек… ах, господа и дамы, я становлюсь сентиментальным, но как же быстро растут дети! Надеюсь, внуки будут расти еще быстрее…

Гардвейг сходит с трона, берет Марию за руку и официально подводит к Джерисону, передавая ему руку принцессы. Джес кланяется в ответ, и разражается ответной речью.

Лиля даже не вслушивается, эту речь муж с ней уже раза три прорепетировал, ничего нового там не приложится.

Бла-бла-бла, союз между странами, великая честь, взаимопонимание, дружба-мир-жвачка, красота принцессы, мужественность принца…

Тут главное сильно не затягивать, а то Гардвейгу стоять сложно.