Я вряд ли гожусь в иконы. Мне Ганди не стать и Неру.Не свят ни душой, ни телом; всегда погружён в дела…Но — писаны мне законы и приняты мной на веру.Я зла никому не делал. Ей-богу, не делал зла.Да, в лужах искал я броды, был годен для перебранки;и несовершенств — навалом. Сгодятся на Страшный Суд.На жизнь наползают годы, как будто на холмик танки,и давят своим металлом мой призрачный абсолют.A где-то замки и двери, таинственных связей нити,и кто-то в пространстве тухлом, не помнящем света дня,в своей колдовской пещере, в удушливом злом гаитивтыкает иголки в куклу, похожую на меня.
Альцгеймер
недочитанный брошенный Кафкана столе на диване на пуфевсё никак не закончится главкагде смешно как всегда о Тартюфеокна настежь февральскому зноюне привыкнуть к кошачьему лаютелевизор включён но не мноюа как выключить даже не знаюмир стал тенью дрожащей нечёткойархимедленной точкой опорыв кухне кто-то гремит сковородкойчто-то ищут наверное ворыищут деньги а деньги на бочкеточно знаю а может и брежуведь от прошлого только кусочкино всё меньше тусклее и режескоро завтрак а может и ужинможет каша а может и птицатолько хочется выйти наружутам где солнце и воздух и лицатам их много улыбчивых милыхтам ответят на очень простоето на что я ответить не в силахпочему якуда яи кто я
Пятое колесо
Нелепый, как в террариуме сом,как Бах на дискотеке в стиле рэгги,он был в телеге пятым колесомдля вящего спокойствия телеги.Неслышен, незаметен, невесом…Но если сел в ковчег — не ной в ковчеге.Ещё не господин, уже не раб,он просто брёл. О боге и о чёртене думая. Этап сменял этап.А время в алхимической ретортевсё таяло. В пути любой ухабвзрывался в подреберье и аорте.И ясным днём не видел он ни згив бесформенных клубах житейской пыли.Он не умел молиться: «Помоги!»и не имел понятия о стиле.Он, надрываясь, возвращал долги,которые давно ему простили.Урочный час. Приют взамен шале.Не отделив ответы от вопросов,всё в мире знавший о добре и зле,из рук его упал прогнивший посох.Ничто не изменилось на земле.Арба ползёт на четырёх колёсах.