По прозванью человеки

Вровень с землёй — заката клубничный мусс.
Восемь часов по местному. Вход в метро.
Лето висит на городе ниткой бус…
Мелочь в потёртой шляпе. Плакат Монро.
Грустный хозяин шляпы играет блюз.

Мимо течёт небрежный прохожий люд;

сполох чужого хохота. Инь и Ян…
Рядом. Мне надо — рядом. На пять минут
стать эпицентром сотни луизиан.
Я не гурман, но мне не к лицу фастфуд.

Мама, мне тошно; мама, мне путь открыт

только в края, где счастье сошло на ноль…
Пальцы на грифе «Фендера» ест артрит;
не потому ль гитары живая боль
полнит горячий воздух на Summer Street?!

Ты Би Би Кинг сегодня. Ты Бадди Гай.

Чёрная кожа. Чёрное пламя глаз.
Как это всё же страшно — увидеть край…
Быстро темнеет в этот вечерний час.
На тебе денег, brother.
Играй.
Играй.

Рижский Бальзам

Узнаю́ тебя, осень,
по недобрым глазам,
по прищуру пылающе-рыжего цвета.
Чудодейственный Рижский
Оноре де Бальзам
выжигает из жил постаревшее лето.
Вот и небо обрюзгло.
И, набравшее вес,
наклонилось к земле в пароксизме одышки;
и нечёток,
как будто на фото без вспышки,
горизонта клинически точный разрез.
Узнаю́ тебя, осень,
твой рассеянный взор
и шаманских дождей полушёпот и шорох…
Ни за что не сменю я
твой прохладный минор
на присущую лету тональность мажора.
Приведи меня, осень,
к несвятым образам:
к сероватой луне
и к светилу без света…

Пусть несётся по жилам

агонией лета
чудодейственный Рижский
Оноре де Бальзам.

Атлантическая осень

Припомни, парень, как ты жил там, как ты шёл там,

страну иную и иные времена…

А в здешней осени главенствуют над жёлтым

коммунистические красные тона.

Всё длится, длится атлантическая осень,

и запах листьев в хрупком воздухе повис…

Вот так артисты, слыша «Браво!» или «Просим!»,

устало кланяясь, выходят к нам на бис.

Верна своей непредсказуемой природе,

она бредёт на черепашьих скоростях

и вновь прощается, но всё же не уходит,

как Рабинович, засидевшийся в гостях.

А мы несёмся сквозь неё, благоговея,

ветрам попутным подставляя паруса…

И нам вослед глядит с обочины хайвэя

в багрец и золото одетая лиса.

Из города N

В зеркалах — потускневший мужчина неведомой масти,
а ведь, помнишь, смеясь, ты звала меня «жгучий шатен»…
Набегает волна, лижет гальку оскаленной пастью,
и пишу я тебе из прибрежного города N.
Ты, возможно, припомнишь его: променады, таверны,
синусоидным скользким угрём — незатейливый пляж.
На парковке машины, как прежде, малы и двухдверны:
коль в разгаре сезон, то в разгаре и ажиотаж.
Здесь все люди попарны. Одна — только чёрная кошка,
что с бордюра глядит на небес пламенеющий край…
Как же странно: осталась от времени мелкая крошка,
а когда-то казалось, что времени — хоть отбавляй.
Вот трёхлетний малыш из песочка построил запруду,
а в ручонке его в виде лейки — пластмассовый гусь…

Я когда-то сказал, что тебя никогда не забуду,

сам не ведая толком, насколько я прав окажусь.

Барселонский мим