По пути в Лету

Вторая премия была вручена «Теллурии» Владимира Сорокина… Сорокина, знаю, очень многие читатели просто ненавидят. За «Голубое сало», за «Сердца четырех», за «Первый субботник». В литературном сообществе же, иные морщась, всё же дружно признают Сорокина талантливым… Помнится, в самом начале 00-х, когда над ним нависла угроза судебного преследования, за него вступились вроде бы совершенно противоположные ему писатели Владимир Личутин, Владимир Бондаренко…

Тем, кто ругается на Сорокина, я советую почитать «День опричника». Этот роман стал, по-моему, переломным, когда Владимир Георгиевич от осмеяния советского времени, достигшего апогея в «Голубом сале», через «Трилогию», перешел к изучению возможно скорого будущего России.

Изучает он это будущее (в некоторых деталях уже успевшее стать настоящим) пристально и детально. Читать эти изучения интересно, полезно. И за прошлую повесть «Метель», жюри, думаю, справедливо наградило Сорокина вторым местом премии «Большая книга». Спустя года два появилась «Теллурия», в основным чертах повторяющая (развивающая) тему «Дня опричника», «Метели», «Сахарного Кремля». Тему Нового средневековья. И снова награда.

По сути, награждать одной из трех премий «Большой книги» вполне могут любое новое произведение Владимира Сорокина – члены жюри, в числе которых многие к литературе имеют опосредованное отношение, знают его как нонконформиста, пишет Сорокин читабельно, с выдумкой, почему бы не поставить в бюллетене для голосования высокий балл…

Третье место получил Владимир Шаров с романом «Возвращение в Египет». По настоящему роман называется «Выбранные места из переписки Николая Васильевича Гоголя (Второго)», что демонстрирует сам автор на 15-й странице книги. Роман представляет собой множество фрагментов из писем… В предисловии Шаров рассказывает о Народном архиве, существовавшем (уточню – реально) в Москве на рубеже 80 – 90-х. И там, якобы, он наткнулся на несколько коробок с письмами и бумагами Коли Гоголя, его родных и знакомых. Этот Коля Гоголь, бывший узник ГУЛАГа, живёт в 50 – 60-е годы в казахстанской степи, пытается завершить труд предка-родственника – жизнеописание Чичикова, размышляет о Земле Обетованной, революции… Как обычно у Владимира Шарова, сделана книга неглупо, местами увлекательно, но ощущение, что всё это было, всё это мы проходили, но по несколько другой тропинке. Хотя Шарову именно это и ставят в заслугу: что он общеизвестное умеет показать под иным углом, в новом преломлении…

На девять финалистов одно произведение о современной российской действительности – «Воля вольная» Виктора Ремизова… Да и в лонг-листе таких книг немного. Это тревожит. То ли писатели (люди, по словам настоящего Гоголя, «кабинетные») не в силах постичь сложность нашего времени, отобразить происходящие коренные перемены в жизни, психологии, психике общества, то ли попросту опасаются трогать эту небезопасную тему.

Вспомним 20-е годы прошлого века, когда русскую литературу буквально захлестнули произведения о революции и гражданской войне, о новом мире, который строился трудно, жестоко, нередко приобретал уродливые черты… В начале 20-х такие произведения ещё возможно было публиковать, а потом за них вполне могли приставить к стенке. И писатели переключились на исторические романы (об отдалённом прошлом), стала расцветать фантастика… Финал «Тихого Дона», опубликованный в 1940 году, можно назвать исключительным случаем честного реализма. Алексей Толстой же свои «Хождения по мукам» завершил безобидным хэппи-эндом: все, по большому счету, живы-здоровы, готовы к новым свершениям.

Сегодня для хэппи-эндов в реальной действительности нет очевидных оснований, писать же в ином – критическом – ключе уже рискованно.

Может, мне просто так кажется. Но наблюдение за тем, что появляется в нашей литературе последних лет, дает мне повод думать именно так.

Ноябрь 2014

На пути к собранию сочинений

Когда-то от одного литературоведа я услышал жестокие слова о том, что литературное наследие неизбежно усыхает, и хорошо, если один процент опубликованного остаётся жить через двадцать-тридцать лет…

Тогда я не придал этому высказыванию большого значения: ну что ж, жизнь движется дальше, язык меняется, сюжеты устаревают… Вспомнил о словах литературоведа недавно, когда стал пытаться разглядеть панораму русской литературы 60-х – 70-х годов прошлого века.

Оказалось, что в поэзии и прозе на слуху, на виду пятнадцать-двадцать прозаиков и поэтов. Их произведения есть практически в любом книжном магазине, о них можно найти много статей и исследований. А за ними, за этой двадцаткой, сумерки, в которых силуэты еще полсотни авторов, дальше же – непроглядная тьма, где, как светлячки, тлеют отдельные стихотворения, рассказы, повести, а то и просто названия произведений, содержание которых кануло в Лету…