По расчету (СИ)

Картер сделал вид, что обижен, и Чарли рассмеялся. Молодые люди пустились в пляс под весёлый ритм, разливавшийся по залу, смеясь и задыхаясь от бешеного ритма.

Танец с Теобальдом был исполнен нежности и был знаком своеобразного единения. Чарли был близок к нему, чувствовал его тепло, размеренное дыхание, и невольно представлял себе ночь, которая должна была увенчать их роман. Чарли был слишком чист, чтобы воображать её в буквальном смысле, более того, он даже не в полной мере знал, что именно надо воображать, но это было томительно, сладко, и у юноши кружилась голова, а тело само покорно двигалось, подчиняясь сильным рукам Теобальда. С Картером было не так. Весёлый танец, шум музыки, синхронный топот ног, сбивающееся дыхание и зуд в усталых ногах – вот и всё. С Теобальдом Чарли испытывал трепет влюблённого, с Картером – ликование ребёнка перед невиданным доселе торжеством.

После Картера Чарли танцевал с несколькими незнакомыми альфами, которые, как позже объяснил Теобальд, были представителями блестящей лондонской молодёжи. Вечер плавно переходил в ночь, а лампы сияли всё так же ярко, всё так же блестели пышные туалеты, всё так же отовсюду слышался смех и светские разговоры. Чарли, устав танцевать, присел на пустой диван у стены, обмахиваясь веером, и по-детски восторженно любовался танцующими парами. Несколько минут он сидел в одиночестве, но вскоре из другого конца зала к нему двинулся Уильям. Близнецы были одеты схоже – это была задумка графа, который пришёл в восторг от мысли, что все будут их путать. Однако Чарли не спутал бы жениха с его братом никогда в жизни. Добрые серые глаза Теобальда излучали тепло и нежность, а сейчас к юноше придвигался с развязной улыбкой и хищно блестящими глазами совсем другой человек.

– А, Уильям, вы тоже устали танцевать? – Чарли улыбнулся, решив, что будет вежлив с будущим родственником. Наивный юноша не хотел верить в то, что рассказывали ему о Уильяме, и он пообещал себе, что не станет верить слухам, пока не убедится воочию. Да, он знал, что граф обесчестил юного Доминика, и испытывал из-за этого глубокую неприязнь к нему, но верить в то, что Уильям – отцеубийца Чарли не мог. Даже услышав это от Теобальда.

– Да. Балы так утомляют, не правда ли? – Уильям лениво откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу.

– Что вы! – удивлённо взглянул на него юноша. – Мне так весело! Мне никогда ещё не было так весело.

– Мой милый Чарли, вы юны и восторженны. А таким старикам, как мы с братом, уже всё безразлично.

Чарли задело и обращение, и взгляд графа на жизнь, который он зачем-то приписал и Теобальду.

– Тео не всё безразлично, вы не правы. Разве он стал бы устраивать бал, если бы ему это не нравилось?

– Ах, детка, как вы наивны! Конечно, давать балы – обязанность придворных господ. Не будь Тео обязан хоть раз в год собрать «досточтимую публику», – Уильям выделил голосом последние слова так, что Чарли сразу понял, как он относится к этой самой досточтимой публике, – он бы никогда не позвал в дом этих напыщенных разодетых обезьян.

Чарли задрожал от негодования, но сдержался и сказал спокойным тоном:

– Граф, вы слишком строги к людям. Кажется, не следовало бы судить их так, как только что сделали вы.

– Вы мне нравитесь своим оптимистическим взглядом на жизнь. Мой дорогой, подарите мне танец! Может, ваша компания сделает этот бал не таким скучным и томительным для меня?

Юноша едва не ответил «нет», настолько пугающе прозвучали для него слова графа, но он сию же минуту подумал, что в огромном зале, полном людей, Уильям не посмеет причинить ему зла.

– Что ж, я отдохнул и готов танцевать дальше, – юноша заставил себя приветливо улыбнуться и сам протянул графу руку. Они поднялись, и Чарли, невесомо кладя тонкие пальцы на плечо Уильяму, дрожал от необъяснимого страха.

Уильям прижал юношу к себе почти так же крепко, как Теобальд, и это было совершенно неприлично. Чарли попытался отстраниться, но граф осклабился и, насмешливо глядя прямо ему в глаза, прижал к себе вплотную. Закричать, начать вырываться и тем самым привлечь к себе внимание было нельзя – со стороны не была заметна эта отвратительная для омеги близость, и стало бы только хуже, если бы все гости узнали о том, что происходит. Чарли гневно и вместе с тем смущённо вспыхнул, и Уильям улыбнулся ещё шире, любуясь его реакцией.

– Граф, что вы делаете? Отпустите меня сейчас же! Я настаиваю! Вы ведёте себя в высшей степени неприлично! Уильям!

– Не шумите, мой сладкий, вы же не хотите, чтобы кто-то заметил? Не бойтесь, здесь слишком много людей, и у меня связаны руки.

– Отпустите меня, Уильям. Я закричу.

– Не закричите, – ухмыльнулся граф, и его ладонь двинулась по тонкому стану юноши вниз.