По серебряному следу. Дворец из стекла

Ханута выудил его из крапивы и забросил себе на плечо.

– Опусти меня на землю!

– Значит, похоже, не достал.

Лошадей еле удалось поймать. Ханута подсадил Джекоба в седло. Руки у мальчика так дрожали, что он с трудом удерживал поводья. У них за спиной с пронзительным криком пришла в себя ведьма.

– Несколько минут? – возмутился Ханута. – Да эта гадость действует не больше дюжины секунд, а я заплатил за нее проклятому горе-аптекарю золотой талер!

– Почему ты ее не убил?!

Ханута тянул лошадей за ворота.

– Потому что не знаю как.

Уже рассвело, когда они наконец выбрались из леса. Но вышли благополучно – хотя однажды чуть не угодили в сети браконьера, а как-то раз им почудилось вдалеке щелканье ножниц.

Ханута полил шнапсом ожоги, которые пальцы ведьмы оставили на шее у Джекоба. Царапины от кошачьих когтей он разглядывал с куда более обеспокоенным видом.

– Их нужно лечить основательнее, – сказал он, натирая ранки какой-то жутко вонючей мазью. – Ты же знаешь ведьму, живущую у старого кладбища троллей. Уж она-то в курсе, что делать.

Джекоб только кивнул. И вынул из кармана гребень.

Губы Хануты растянулись в широкой улыбке.

– Я так и знал, – пробурчал он. – Как-никак тебя учил Альберт Ханута.

Джекоб крепко сжал гребень в пальцах. От них все еще пахло сахаром и марципаном.

– Он мой.

Ханута открыл рот. И закрыл.

– Да, – сказал он. – Твой.

Дворец из стекла

В Мадриде в парке Ретиро стоит дворец из стекла. Днями напролет в нем эхом разносятся голоса на всех языках мира, а его мерцающие стены отражают тысячи лиц. Но ночью, погруженный в тишину и темноту, Паласио де Кристал, Хрустальный дворец, рассказывает совсем другую историю.

В путеводителях написано, что его архитектор Рикардо Веласкес Боско построил дворец из стекла, потому что в 1887 году это было очень модно. Но как и многие на первый взгляд убедительные истории, это неправда.

Рикардо Веласкес Боско спроектировал Паласио де Кристал для женщины и построил его из стекла, потому что это она подарила ему стекло, а затем отняла.

В один февральский вечер еще очень молодым юношей он оказался последним посетителем в кафе «Колон»[18]. На улице было так промозгло и ветрено, что даже жители Мадрида, которые обычно поздно ужинают, а спать ложатся еще позднее, в этот вечер сидели по домам. Но хозяйка, у которой Рикардо снимал меблированную комнату, только вздыхала, что в мире становится все холоднее, и куталась в связанные ею самой шали. Поэтому Рикардо куда охотнее заполнял свой блокнот набросками и идеями в уютном и хорошо отапливаемом кафе «Колон». А идей у Рикардо Веласкеса Боско было множество! Он жаждал строить дома, церкви, музеи, дворцы…

Хозяин все чаще бросал на него угрюмые взгляды: еще бы, ведь за несколько часов Рикардо заказал лишь бокал самого дешевого вина и чашечку крепкого черного кофе.

Он устоял даже перед тапас[19], приготовленными собственноручно женой хозяина, хотя их аромат сулил величайшее наслаждение, – вот до чего пусто было у него в карманах. Рикардо уже настроился провести остаток вечера в своей нетопленой комнате, когда, к его большому облегчению, жена хозяина затеяла с мужем ссору. Насколько он понял, речь шла о ее брате, который отправился в колонии попытать там удачи, а теперь нуждался в деньгах, чтобы вернуться на корабле домой. Так или иначе… возблагодарив в душе застрявшего вдалеке соотечественника за нежданно-негаданно подаренную отсрочку, Рикардо принялся набрасывать проект портала дворца, который построит много лет спустя. Он рылся в карманах в поисках острого карандаша, когда в оставшемся от лучших времен большом зеркале, что висело напротив него на выцветших шелковых обоях, юноше померещилось чье-то лицо.

Зеркало запотело, будто ветер, сотрясающий снаружи ставни на окнах, замутил своим влажным дыханием его стеклянную поверхность. Она была удивительно темной и такой неровной, какие бывают обычно у старых зеркал.

Из стекла вышла девушка – так, словно родилась из него.

Поздний час… вино… Рикардо Веласкес зажмурился и вновь открыл глаза. Но она по-прежнему стояла среди столов из темного дерева и стульев, запятнанных прикосновением множества рук и пролитым вином. Она была прекраснее, чем дочери богатых фабрикантов, проезжавшие мимо в дрожках, когда он гулял по парку Ретиро. Прекраснее даже, чем певица, каждую субботу разбивающая сердце ему и тысяче других молодых людей в театре «Сарсуэла». Намного прекраснее. Никого прекраснее он в жизни не видел.

Хозяин же тем временем так пылко спорил с женой, что ее даже не заметил.

Как девушка оглядывалась вокруг! В такой растерянности, будто сомневалась, не снится ли ей все это.

Волосы ее походили на тончайшую медную проволоку, а до странности старомодные одежды напомнили Рикардо картины, перед которыми он в упоении часами простаивал в Прадо, – хотя одета девушка была не как принцесса. Она была швеей, но об этом он узнал позже.