Правительственное внимание на солеварение обратил в 1693 году, как и на все, Петр Великий, проездом в Архангельск. По возвращении в 1724 году с олонецких заводов, он осматривал устроенные по его указанию солеварни и работы по старорусскому каналу, по которому царь думал подвозить к солеварням лес; следы канала имеются еще и доныне. В настоящее время, кажется, с 1865 года, солеварения в Старой Руссе нет вовсе; бывшие заводские постройки распроданы; в продолжение пяти веков просуществовало оно и должно было окончиться, вследствие дороговизны топлива, отмены акциза и конкуренции каменной соли. На земле, принадлежавшей солеваренному заводу, с 1885 года стоит тюрьма. Есть еще и градирни. Солено-минеральные воды существуют в Руссе только полвека; можно пожелать им долговечности прекратившегося солеварения.
Особенно тяжел был удар, нанесенный городу пожаром 1763 года; Екатерина II выдала тогда погорельцам на десять лет без процентов 100,000 руб. и на три года освободила их от взноса подушной подати; описание пожара сделано посетившим город, вслед за пожаром, знаменитым новгородским губернатором Сиверсом, отыскавшим воеводскую канцелярию в избе, в нижнем помещении которой посредине хранилась казна, по одну сторону содержались колодники, а по другую архив, многие дела которого сгнили, рассыпавшись в прах.
Но это не помешало городу быстро оправиться, что видно из двух крупных его пожертвований: в 1806 году городское общество пожертвовало на войну со Швецией 10,000 рублей и сформировало из своих граждан нежинский драгунский полк, в дополнение к квартировавшему здесь кадру его, а в 1812 году оно внесло 72,319 рублей. Почти все властители земли Русской, после Екатерины II, посетили город; некоторые из Членов Августейшей Семьи пользовались водами.
Безмятежное существование Старой Руссы было сильно потрясено в 1831 году; 11 июля, в одиннадцать часов ночи, загудел с церковных колоколен всполох, и вспыхнуло возмущение военных поселян и мещан. Это, бесспорно, одна из мрачнейших страниц нашей истории за все XIX столетие. До нас дошло несколько рассказов и воспоминаний очевидцев: капитана Заикина, подполковника Панаева, священника Воинова, чиновника Соколова, купца Красильникова; вероятно, в архивах хранятся целые вороха дел; полной истории нет, да едва ли дождется этот печальный факт специальной разработки: так он тяжел, мрачен, а главное исключителен.
5 марта 1820 года прибыли в Старую Руссу лица, назначенные Аракчеевым для преобразования города в военный и устройства военных поселений; в 1824 году состоялось Высочайшее повеление о передаче города в военное ведомство.
Два уезда, Новгородский и Старорусский, заключали в себе военные поселения, состоявшие из четырнадцати округов, в каждом по одному трехротному полку. К поселениям приписано было 34,000 мужчин и 39,000 женщин.
Поселения тянулись вдоль реки Волхова и начинались в пяти верстах от Новгорода. Каждому округу принадлежали свои поля и луга; каждая рота жила отдельно, имея свой ротную площадь, гауптвахту, общие риги и гумно. Все хозяйственные работы совершались под надзором офицеров; для рубки леса, содержания изб и пр. имелись установленные правила, так что и простоквашу готовили чуть ли не по артикулу. Офицер был и помещиком, и командиром, а шпицрутены составляли одно из существенных орудий хозяйства. Обращение крестьян в военных поселян, постановка под один уровень хозяина зажиточного и лентяя, передел полей, удаление полей и сенокосов от жилищ и введение казарменных порядков в житье-бытье мирного хлебопашца, причем дети делались кантонистами, все это возбудило множество неудовольствий. Затея Аракчеева пережила своего изобретателя недолго, произведя чудовищный бунт 1831 года.
Внешней причиной, каплей, переполнившей чашу, была холера 1831 г., начавшая распространяться из Петербурга и появившаяся в военных поселениях около 10-го июля; уже в начале июля знали в округах военных поселений о происшествии на Сенной площади. Нелепый слух о том, будто холеру распространяют начальники, что ее рассылают в порошках и отравляют ей реки, — слух, упавший на почву озлобления и недовольства, вызвал целый ряд убийств, истязаний и, наконец, открытое восстание. Рука об руку с этими проявлениями тупого зверства были, как это всегда бывает, и героические подвиги самоотвержения, перечислять которые здесь не место. Великим счастьем было то, что в поселениях оставалась к тому времени только третья часть людей, потому что по два батальона из каждого полка находились в Польше и сражались против восставших поляков.