По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Известие это меня обрадовало. В хорошем настроении я вышел от капитана Шмелева и прежней дорогой направился к своей роте. Я шел быстро, немного согнувшись. Несколько пуль свистнуло около меня. «Ладно, ладно, сейчас и я до вас доберусь, подлые австрияки…» – злобно подумал я. Но на этот раз австрийцы, точно испугавшись моей угрозы, не преследовали меня своим огнем, и я благополучно добрался до хода сообщения, где мог чувствовать себя в безопасности. Не заходя в свою землянку, я прошел прямо на передовую линию, чтобы привести в исполнение свою месть австрийцам. Ход сообщения, соединявший мою землянку с окопами, вывел меня на участок второго взвода. В окопах было безлюдно, кое-где только стояли наблюдатели, остальные солдаты сидели в землянках. Первому же попавшемуся наблюдателю я велел позвать взводного командира. Тот мигом исполнил мое приказание, и через минуту передо мной уже стоял навытяжку старший унтер-офицер Белов. Это был довольно красивый, бравый солдат с русыми усиками и серыми бойкими глазами. Вся его коренастая, хотя и невысокая фигура дышала энергией и здоровьем. Туго подпоясанная шинель с патронными сумками впереди ловко облегала его стройную талию. Он был прекрасный стрелок и, как взводный командир, отличался распорядительностью и находчивостью.

– Что изволите, ваше благородие? – отчетливо спросил Белов.

– Есть у тебя хороший стрелок?

– Так точно.

– Вот что, возьми сам винтовку и позови этого молодца тоже с винтовкой, понимаешь?

– Так точно, понимаю, – весело ответил Белов, хотя по недоуменному взгляду, который он бросил на меня, можно было сказать, что он решительно ничего не понимал, что такое затевал его ротный. Вскоре опять появился Белов в сопровождении оного смуглолицего, коренастого солдата-малоросса.

Этот тоже выглядел молодцом. Его спокойная осанка и твердый, уверенный взгляд темных глаз говорили вам, что этот человек не дрогнет ни перед какой опасностью.

– Как твоя фамилия?

– Городенко, ваше благородие.

– Вот что, ребята: австрияки нам проходу не дают, чуть кто высунется, сейчас по нему и палят. Ну, а сейчас мы на них поохотимся…

Белов и Городенко почтительно осклабились.

– Приготовьтесь стрелять. Прицел тысяча!

Ловким, привычным движением оба солдата вскинули винтовки на бруствер. Щелкнули затворы. В бинокль я начал всматриваться прежде всего в то место, откуда австрийцы преследовали меня своим огнем. Ждать пришлось недолго. Вскоре позади австрийского окопа показалась человеческая фигура, спокойно двигавшаяся вдоль окопа. В бинокль она была очень хорошо видна.

– Видите прямо, чуть правее развалин идет австриец?

– Так точно…

– Ну, прицельтесь хорошенько… Шеренга-а, пли!

Рядом грянули два выстрела. Зашипели в сером воздухе пули. Фигура как бы с недоумением остановилась и потом со всех ног пустилась бежать. Но мои молодцы не зевали. Один за другим грянули новые два выстрела. В бинокль было видно, как фигура как-то странно перегнулась и, как сноп, свалилась назад. Сомнения не было, австриец был или ранен, или убит. Я не переставал наблюдать в бинокль. Спустя короткое время около того же места снова показалась фигура какого-то австрийца, который, согнувшись, пробирался в тыл, к Радлову. Но от зорких глаз Белова трудно было укрыться.

– Ваше благородие, вон видать… Идет несмело. Городенко, видишь? – вполголоса, точно охотник, боящийся спугнуть дичь, произнес Белов.

– Вижу, ховается[24]…

Оба стрелка прицелились, ожидая моей команды.

– Шеренга-а, пли!..

Снова два выстрела. Фигура исчезла и больше не показывалась.

Так в течение целого часа мы не пропускали ни одного австрийца, появлявшегося над окопами. Доставалось даже и тем, которые обнаруживали себя в Радлове. В конце концов, наша назойливая стрельба надоела австрийцам. Сначала они отвечали отдельными ружейными выстрелами, но видя, что это не помогает, не на шутку обозлились и открыли огонь из пулемета. Пока пули сыпались, с визгом сбивая с бруствера брызги земли, мы преспокойно сидели на корточках на дне окопа и только посмеивались. Лишь только стрельба затихла, как мы снова высматривали уже новую жертву…

– Ой, батюшки! Да вы тут настоящий бой затеяли, – услышал я знакомый голос. Я обернулся. Ко мне приближался командир 2-й роты, известный читателю прапорщик Ковальский. – Из-за вас как раз под пулемет угодил… Так на брюхе и пролежал, пока, наконец, не угомонились проклятые «кепки»[25]…

– A-а, здравствуйте, Петр Петрович! Ну, спасибо, ребята, теперь ступайте.

В ответ послышалось бойкое: «Рады стараться, ваше благородие».

Мы с прапорщиком Ковальским пошли в мою землянку. По дороге я ему рассказывал о том, как я сегодня поссорился с австрийцами. Прапорщик Ковальский от души хохотал.

– Так им и надо, так им и надо, – повторял он, – они мне, черти полосатые, тоже порядочно сегодня надоели; надо будет и мне проделать такую же штуку. А я, знаете, сидел в своей конуре да и надумал от скуки к вам пойти поиграть в преферанс, а завтра вы ко мне; все как будто разнообразие, а то, право, сидишь как крот в норе, прямо даже тошно становится.