Прежде чем рассказывать дальше о том, что произошло, я сделаю маленькое отступление и скажу несколько слов о немецком шпионаже. Нужно сказать, что германская контрразведка была поставлена блестяще. Почти неуловимые нити ее опутывали, как паутиной, не только наш фронт, но и тыл. Немцы прекрасно были осведомлены обо всех наших перегруппировках и стратегических планах. Они точно знали, где и какие наши части стоят на фронте, когда бывает смена на позиции и т. п. Сплошь и рядом бывало так, что мы узнавали о тех или иных политических или военных событиях после них. Развитию и успешности немецкого шпионажа на нашем Юго-Западном фронте много способствовало то обстоятельство, что наши армии находились на неприятельской территории, так как почти вся Галиция была в наших руках. Способы передачи сведений были самые различные. Некоторым шпионам удавалось в форме русских солдат переходить фронт, другие сигнализировали по ночам ракетами, сносились с германским штабом при помощи потайных телефонов. Конечно, наше командование всеми силами боролось с немецким шпионажем. Почти ежедневно расстреливали или вешали пособников этого темного дела, однако ничто не могло парализовать губительного и вредного действия шпионажа, и он по-прежнему вил свою ядовитую паутину…
И я, не отдав себе хорошенько отчета в том, что делаю, совершил поступок, за который едва не поплатился головой… Теперь буду продолжать прерванный разговор.
Я подошел к самому краю склона холма, чтобы ракета, пущенная с высоты, могла подальше отлететь. Этому еще способствовал ветерок, дувший мне в спину. Дрожащей рукой зажег спичку, но она тотчас потухла. Тогда я сел на корточки и, заслонив собою ветер, начал зажигать ракету. Я уже истратил несколько спичек, но ничего не выходило, ракета не загоралась. Меня разбирало нетерпение. Чиркнул опять спичку и приложил к ракете. Ракета зашипела. Вместе с дымом показалось ярко-красное пламя. Наконец-то! Еще мгновение, и ракета вся вспыхнула. Я бросил ее далеко вперед в эту бездну мрака. Описав дугу, ракета упала на землю, но не потухла, а продолжала ярко светиться. Мгновенно все вокруг вдруг озарилось красным заревом, точно заревом пожара. Смутно вырисовался из тьмы при свете ракеты Повензов, отчетливо открылся взору оголенный скат впереди меня с редким кустарником в лощине. Через минуты две ракета потухла, и все снова погрузилось в непроницаемый мрак. Я торжествовал. Опыт блестяще удался.
Когда я приготовился зажечь вторую ракету, взгляд мой случайно упал на немецкий прожектор, глаз которого неподвижно подозрительно уставился на меня, точно спрашивая: «Что это значит?» Я бросил вторую ракету. На этот раз не красное, а зеленое зарево озарило местность вокруг. Прожектор не сводил своего пристального глаза с того места, где я находился, и, когда снова наступил мрак, луч прожектора несколько раз отрывисто повел из стороны в сторону, как бы отвечая мне: «Не понимаю». Между тем с фронта заметили мои ракеты и сочли это за сигнализацию какого-нибудь шпиона. С разных сторон позиции в штаб дивизии посыпались донесения по телефону, что у нас в тылу где-то около Повензова открыто сигнализируют.
Начальник дивизии генерал Ткачевский в резкой форме заметил нашему командиру полка по телефону, что у него под носом около Повензова кто-то пускает сигнальные ракеты, а он ничего не видит. Немедленно из штаба дивизии для захвата шпиона был выслан небольшой отряд чехов, а из самого Повензова бегом направился дозор, впереди которого был прапорщик Муратов с револьвером в руках.
Я, не подозревая, что наделал такого шума, преспокойно собирался пустить третью ракету. Как вдруг до слуха моего донеслись чьи-то торопливые шаги, в тот же момент почти рядом со мной я услышал голос прапорщика Муратова: «Стой!» Тут и случилось со мной то, чего я никогда себе не могу простить. Вместо того чтобы назвать себя прапорщику Муратову и объяснить ему, в чем дело, я, желая подшутить над прапорщиком Муратовым, бросился прочь. Прапорщик Муратов, ускорив шаг, тотчас нагнал меня и выстрелил в меня из нагана прямо в упор. Пороховыми газами у меня сорвало фуражку и сильно обожгло лицо. Я понял, что шутка завела меня очень далеко. Я задрожал всем телом и упал на землю. Инстинктивно я закрыл сверху голову руками, точно боялся, что прапорщик Муратов сейчас всадит в меня вторую пулю.
– Николай Васильевич, это я! Не стреляйте!.. – неистово завопил я.
– Вы?!.. Вы?!.. Владимир Степанович? Боже мой, что я наделал!.. – в свою очередь испугался прапорщик Муратов, подбегая ко мне. – Ради бога, простите… Вы ранены?..
– Нет, немного контузило, – проговорил я, оправившись от первого испуга.
В это время подскочили чехи с ружьями наперевес и готовы были взять меня на штыки, но прапорщик Муратов их остановил.