В это время моя рота занимала самый опасный участок против Радлова по обе стороны шоссе, а я помещался в известном уже читателю длинном и узком, выложенном кирпичом погребе под развалинами дома. В таких необычайных условиях приходилось встречать Светлое Христово Воскресение.
Каким резким контрастом казался этот приближающийся праздник мира, любви и всепрощения в сравнении с грозной обстановкой войны – этой узаконенной человеческой бойни!..
Все чувствовали, что этот день должен быть каким-то особенным, исключительным… И действительно, воспоминания об этом дне еще и теперь вызывают в моей душе трепетное волнение и смутное представление о чем-то высшем, неземном… Но нужно рассказать все по порядку…
Для того чтобы хоть как-нибудь скрасить угрюмую и тягостную обстановку окопной жизни и чем-нибудь выделить наступающий великий праздник, я решил устроить небольшую иллюминацию и пригласить всех офицеров нашего батальона в мой погреб разговеться. Эта мысль мне понравилась, тем более что ее можно было осуществить благодаря близости Тарнова. Я поручил Францу купить в Тарнове цветной бумаги, картона, маленьких свечей и тому подобной разной мелочи, а также закусок и вина. Когда все это было принесено, я с прапорщиком Муратовым и с помощью своих вестовых принялся вырезать и клеить фонарики, которые хотел развесить в каждом взводе. Кроме того, я надумал сделать огромный крест и, увесив его фонариками, зажечь их в ночь перед Пасхой.
Помимо всего этого я приказал вычистить и вымести окопы, а дно выложить кирпичом, дабы они приняли более или менее праздничный вид. Работа кипела, так как была уже страстная неделя. Немцам показалось подозрительным это оживление в наших окопах, они приписали его укреплению позиции и потому нередко открывали артиллерийский огонь по нашим окопам, который, впрочем, не причинял нам вреда.
Наступила Великая суббота. Все было готово для встречи Светлого праздника. В окопах были развешены разноцветные фонарики, которые оставалось только зажечь. Огромный деревянный крест лежал теперь на земле вблизи от моего погреба. Вечером, увешенный зажженными фонариками, он должен был быть поднят. В моем погребе был уже накрыт пасхальный стол, уставленный всякого рода лакомствами, закусками и винами.
С наступлением сумерек стали собираться офицеры нашего батальона. Пришел прапорщик Ковальский, за ним командир 1-й роты штабс-капитан Ласточкин, потом пришли прапорщик Древесников и, наконец, капитан Шмелев вместе с веселым и подвижным начальником пулеметной команды прапорщиком Тарасовым. Все были в отличном расположении духа, приветливо улыбались и, здороваясь со мною, дружески жали мне как хозяину «дома» руку, точно это была не передовая линия и не погреб, а моя гостиная в нашем милом городе Житомире. Погода была тихая и теплая. На потемневшем мутно-синеватом небе зажглись первые звездочки, и только на западе за Радловом небо было светлее и отливало бледнооранжевым заревом заката.
И в природе, и на передовой линии наступила торжественная тишина, не нарушаемая ни единым, даже отдаленным ружейным выстрелом, точно усталые, обагренные кровью бойцы благоговейно прислушивались к звукам дивного гимна, воспеваемого несметным небесным воинством: «Слава в вышних Богу! И на земли мир в человецех благоволение…» Ведь в эту ночь все христианские народы встречали праздник Святой Пасхи, и потому каждый выстрел должен был звучать теперь как вызов Божеству, как оскорбление Божественному Страдальцу, распятому за грехи мира…
Но, увы, война остается войной, и ее беспощадными законами оправдывается все.
Около 12 часов ночи я приказал зажечь иллюминацию и поднять с зажженными фонариками крест. Вскоре окопы осветились бледно-розовым светом от фонариков, а недалеко от нас на несколько возвышенном месте ярко горел увешенный красными фонариками огромный крест, обращенный своей лицевой стороной к противнику, и потому хорошо им видный. Это был безмолвный, но многозначительный символ наступившего Светлого праздника, праздника искупительной жертвы. Зрелище было красиво и в то же время трогательно. На фоне черной ночи огненный крест резко выделялся, бросая вокруг себя розоватый отблеск. Несколько моих самодельных зеленых и красных ракет, брошенных вперед из окопов, ярко озарив местность, дополнили картину Мы, офицеры, вышли из нашего погреба и любовались несколько минут красивым зрелищем, а солдаты с благодарными улыбками с любопытством высовывались из окопов. Неподдельная радость отражалась на их суровых, мужественных лицах. Всем нам как-то по-праздничному было весело и легко на душе. Так и хотелось, казалось, крикнуть на весь мир: «Христос воскресе!.. Довольно жертв и крови!» Стрелка на часах приближалась к 12. Я пригласил своих гостей к столу Все веселой гурьбой направились к узким дверям моего погреба. Но едва только мы начали усаживаться за стол, как вдруг раздался ружейный залп и несколько гранат с треском разорвались где-то совсем близко от нашего погреба, где мы мирно приготовились встречать Светлый праздник. Сверху от сотрясения посыпался песок.