По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Пришли назад в свою халупу. Мы с прапорщиком Муратовым долго не могли прийти в себя после описанного случая. На другой день я был экстренно вызван к командиру полка и должен был дать подробные объяснения во всем происшедшем. Я считался хорошим офицером, и потому всякая даже тень подозрений была с меня снята, и командир полка выразил лишь удивление, как это я мог так легкомысленно поступить.

Был уже апрель. Галицийская весна развернулась во всей чарующей красоте. Ласково и ослепительно светило солнышко. Деревья распускались. Ярко зеленели поля молодой ржи. Дунаец давно уже вошел в свое нормальное русло, и его синие, прозрачные теперь воды, сверкая в лучах весеннего солнца, резво катились среди зеленеющих, покрытых растительностью берегов. А вдали подернутые синевой нежно вырисовывались силуэты Карпатских гор.

В такие дни трудно было усидеть в землянке. Тянуло на воздух, на простор. Но, увы! На поверхность земли нельзя было показываться, так как немцы тотчас же открывали ружейный огонь. Поэтому я иногда пробирался ходом сообщения немного в тыл и останавливался там, где была хоть маленькая складка местности, скрывавшая меня от взоров врага.

Здесь, усевшись на край хода сообщения, я мог хоть на минуту забыться. Отсюда не видны были наши и немецкие окопы с проволочными заграждениями, которые так не гармонировали с окружающим мирным, красивым ландшафтом. И только изредка раздававшиеся ружейные выстрелы, свистнувшая пулька, ударившаяся оземь и поднявшая где-нибудь недалеко маленькое облачко пыли, да с гудением пролетевший в вышине немецкий аэроплан напоминали мне о том, что я нахожусь на позиции. Иногда тяжелыми раскатами бухали орудия, но скоро умолкали, точно боясь спугнуть эту волшебную фею – красавицу-весну. Так хорошо было поддаться ее чарующим ласкам! Так легко дышалось среди этой зеленеющей молодой ржи…

Так хотелось жить, жить, жить!..

Мне казалось, что никогда еще в моей жизни весна не была так дивно хороша, так ласкова, как именно теперь, когда каждую секунду безжалостная смерть могла похитить мою жизнь из этого пленительного царства весны. «Ах, зачем эта война? – с укором судьбе думалось мне. – Как хорошо, если бы ничего этого не было… Ведь вся жизнь, полная неизвестных наслаждений, была впереди. А теперь? Что ждет меня? Что готовит мне всемогущий Промысел Божий: смерть, калеченье, тяжелую рану или дарует мне жизнь и сохранит меня невредимым среди этих бесчисленных опасностей войны?» И как бы отвечая на такого рода мысли, я тихонько и с чувством принимался напевать чудную арию из «Евгения Онегина»:

Что день грядущий мне готовит?
Его напрасно взор мой ловит,
В глубокой тьме таится он,
Нет нужды, прав судьбы закон.
Иль мимо пролетит она,
Все благо… Бдения и сна
Приходит час определенный!
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход!..

Да простит мне любезный читатель это романтического отступление!

Особенно любил я выйти погулять тотчас после заката солнца, когда спускались на землю первые вечерние сумерки. Немецкие окопы постепенно и потом все больше и больше заволакивались дымкой догоравшего дня.

Наступала отрадная, ничем не нарушаемая тишина весеннего вечера. Стрельба с обеих сторон, точно по молчаливому уговору, прекращалась, и тысячи людей, как кроты из своих нор, вылезали на поверхность земли, чтобы подышать свежим воздухом и расправить залежавшиеся члены.

В это время обыкновенно проезжали кухни, и окопы, казавшиеся днем совершенно безлюдными, теперь принимали оживленный вид. Солдаты, звеня котелками, сновали взад и вперед по верху окопов.

Бояться было нечего, так как сумерки не позволяли немцам видеть, что делается у нас в окопах, и потому они оставляли нас в покое так же, как и мы их. Избегали только излишнего шума, чтобы напрасно не навлечь на себя огонь противника.

Это было единственное время, когда можно было во весь рост свободно, не боясь попасть на мушку немецкого стрелка, погулять около окопов, вдыхая в себя полной грудью свежий вечерний воздух, напоенный ароматами весенних испарений. Но все же, как ни чудны были эти весенние вечера, как ни приятны были прогулки в таком роде, неизменно чувствовалась во всем этом, как я уже отмечал, какая-то отравляющая частичка, что-то отталкивающее… Это было присутствие притаившейся где-то близко-близко кровожадной смерти. Пора, однако, перейти к дальнейшему рассказу. Приближалась Пасха, которая в этом году совпадала с Пасхой по новому стилю. Таким образом, Великий праздник нам суждено было встречать вместе с нашими врагами. Такой случай, когда Пасха по старому и по новому стилю совпадает, бывает очень редко, и потому теперь, в самый разгар войны, это совпадение было как-то особенно знаменательно.