К концу дня наша колонна, серая от пыли и растянувшаяся чуть не вдвое, подходила к деревне N, в районе которой приказано было нашему полку окопаться. Был дан привал на один час, после чего роты развели на участки, разбитые заблаговременно саперами. С понурым видом, словно на какие-нибудь каторжные работы, шли бедные, усталые от похода солдаты. Прямо сердце обливалось кровью при виде этих настоящих мучеников долга, на спины которых была взвалена вся тяжесть войны. Легко представить себе душевное состояние этих страдальцев, безропотно несших свой крест. После сорокаверстного перехода рыть окопы и потом в этих же неглубоких, наскоро вырытых окопах отсиживаться под пулями и снарядами врага, я думаю, это сможет поколебать хоть какую стойкую натуру, ведь это выше человеческих сил. И неудивительно, если в глубине солдатской души рождалось смутное озлобление против начальства, являющегося будто бы единственной причиной всех солдатских бед. По мнению солдат, во всем кругом было виновато начальство, широко понимая под этим словом всех тех, в чьих руках были судьбы армии и России. Если у нас чувствуется недостаток в снарядах, то в этом, конечно, виновато начальство, если измученным походом солдатам приходится самим рыть окопы вместо того, чтобы занять уже заранее оборудованную позицию, то здесь тоже виновато начальство. Даже если на большом привале солдаты не получат обеда, то и в этом опять-таки виновато начальство. Так думали солдаты, и трудно с этим не согласиться. Выше в своей книге мне уже приходилось отмечать, что до сих пор на пространстве всего нашего отступления у нас не было заготовлено ни одной укрепленной позиции. Разве это не преступление? А между тем как просто можно было решить эту задачу и снять это лишнее бремя, то есть рытье окопов, с плеч наших солдат.
Для этого можно было или использовать сотни тысяч пленных, которые у нас почему-то мариновались в Сибири, или мобилизовать прифронтовое мирное население вплоть до женщин, как это отлично устраивали немцы. А мы чего-то церемонились…
Таким образом, начальство, взвалив все на плечи нашего простолюдина-солдата, тем самым создавало в солдатских массах ропот, глухое недовольство, которое являлось зловещим симптомом грядущих революционных событий. Нужно открыто сказать, что наше высшее командование совершенно не считалось с принципом сохранения живой силы, преувеличенно думая, что русский солдат все вынесет и вытерпит.
Возвращаюсь к прерванному рассказу.
Наступил теплый летний вечер. Звезды мирно мигали в безграничной небесной вышине. Небольшой золотой серп месяца блестел в толпе звезд. Хотя солнышко уже давно закатилось, но на дворе были как будто только сумерки, как это и бывает обыкновенно летом. Солдаты нехотя доканчивали окопы стоя. Часто отдыхали, курили и устало переговаривались. Я наблюдал за работами, но не слишком подгонял измученных солдат, тем более что у меня не было никакой уверенности в том, что мы здесь простоим некоторое время, и, таким образом, работа солдат будет напрасной.
Но несмотря на тяжесть перенесенного дня, физически измученные до последней возможности солдаты все же чувствовали некоторую легкость души оттого, что противник еще не вошел с нами в соприкосновение и можно было без риска для собственной своей жизни стоять и ходить по верху окопов. Нервы наши отдыхали. Но вот впереди, в полуверсте от наших окопов, в кустарнике взвилась неприятельская ракета и ярко осветила местность. В то же мгновение заработал германский пулемет: «Та-к-та-ку-та-ку-так-ку…» Зацыкали и зазвенели рикошетирующие пули. Значит, передовые части противника были уже тут. Все попрятались в окопы. Сразу рассеялось обаяние тихой летней ночи, лишь только пахнуло дыханием близкой смерти…