Однако недолго нам пришлось поблаженствовать. Наступал тихий теплый вечер. Солнышко близилось к закату. После крепкого сна я вышел из своей халупы подышать свежим вечерним воздухом. Где-то далеко за Саном высоко в небе торчала немецкая колбаса, это значило, что противник, неотступно следуя за нами, успел уже стать против нас фронтом. Наша деревушка N, где мы стояли в резерве, была расположена на открытом месте всего верстах в двух от Сана, поэтому можно было с минуты на минуту ожидать, что немцы откроют по нам артиллерийский огонь. И действительно, они долго не заставили себя ждать. Перед моей халупкой было что-то вроде деревенской площади, по которой в этот момент гнали с поля стадо коров. От стада повисло в воздухе облако пыли. Это обстоятельство и привлекло внимание немцев, не успевших еще как следует сориентироваться и посчитавших, что здесь, вероятно, движется какая-нибудь пехотная колонна или обоз. Громыхнуло в отдалении орудие. Взвизгнула шрапнель и лопнула над деревней, немного перелетев площадь.
Снова в отдалении загрохотало, и другая шрапнель гулко лопнула над самой площадью. В деревне поднялась суматоха. Бабы заголосили, дети подняли визг, жители сломя голову бросились «ховаться» кто куда мог. Снова зловещий взвизг, и одна за другой блеснули белыми облачками две шрапнели. Снова вдали загремело, и мгновенно две гранаты с грохотом вскинули кверху два столба земли и дыма у самого стада.
Испуганные животные с диким ревом, задрав хвосты, бешено носились по площади, увеличивая только тем суматоху… Слышалось жалобное мычание раненых коров. Одна из них с перебитыми ногами, обливаясь кровью и прихрамывая, инстинктивно искала какого-нибудь убежища, другие же бились в предсмертной агонии…
Жаль как-то было смотреть на этих бедных животных, невольно ставших жертвой человеческой ненависти и злобы…
Приблизительно с полчаса продолжался этот обстрел, который, впрочем, не причинил нам особого вреда. Когда солнышко закатилось и на землю опустились первые вечерние сумерки, деревушка словно ожила. Жители повылезли из своих погребов, куда они запрятались от обстрела, едва придя в себя от пережитых страхов. Солдаты, подтрунивая над их робостью, мимоходом заигрывали с панненочками.
За этот год оккупации Галиции местное население так привыкло к нашим войскам, что нередко со стороны жителей можно было наблюдать
Но каково же было наше разочарование, когда через три дня ночью ползшей был приказ о немедленном отступлении, несмотря на то что на фронте нашей дивизии немцы даже и не пытались переправиться через Сан. Очевидно, нам нужно было опять выравнивать фронт, так как наши левофланговые галицийские армии продолжали отступать под напором врага.
По слухам, уже пала Рава-Русская, и передовые части противника были уже под Львовом… Сердце обливалось кровью при воспоминании об этих местах, через которые в начале войны победоносно шествовала наша доблестная армия. А теперь все это мы отдавали обратно врагу, и чувствовалось, что теперь уже навсегда, так как не воскресить уже того могшего русского духа, которым воодушевлены были наши войска, начиная от Верховного главнокомандующего и кончая последним солдатом, как не поднять из могил эти сотни тысяч павших героев, устлавших своими телами поля Восточной Пруссии, Польши и Галиции.
Одновременно с разгромом наших левофланговых армий немцы теснили и наш крайний правый фланг у Балтийского моря, и, таким образом, первая половина плана немцев, заключающаяся в том, чтобы охватить с двух сторон передовой польский театр войны и принудить наше командование очистить его, близка была к осуществлению. Вторая же важная половина этого плана имела целью отбросить наши армии в глубь России и принудить ее к сепаратному миру. И если про первую половину этого смелого плана, как увидит впоследствии читатель, можно сказать, что она блестяще была выполнена австро-германскими соединенными силами, то вторая, самая существенная, от которой для Германии зависело быть или не быть, не была осуществлена благодаря стойкости и мужеству русской армии, и в этом ее историческое значение. Приняв на себя в 1915 году главный удар Германии, тяжко раненная Россия однако не сдалась на милость победителя и не заключила сепаратного мира ни в эту тяжелую годину ни в последующие 1916 и 1917 годы. Россия пожертвовала собой для общесоюзного дела. А тем временем наши союзники окрепли настолько, что смогли победить непобедимую Германию.
Но я, однако, забежал слишком вперед. Вернемся к рассказу.