По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Огонь стал еще жарче. А тут еще третья рота справа тоже открыла частый огонь. В ушах звенело от этой отчаянной трескотни. Немцы не выдержали и обратились в паническое бегство, оставляя по пути массу раненых и убитых. Наступил самый удобный момент для отступления 12-й роты, и поручик Заволокин не преминул им воспользоваться. Вскоре у нас на глазах произошло что-то необычайное. С горушки, занимаемой 12-й ротой, как безумные, бросились нестройные кучки людей и стекали по скату в нашу сторону. Это поспешно отступала 12-я рота. Немцы, расстроенные нашим огнем, в панике бежали. Получилось впечатление, что 12-я рота перешла в контратаку. Это еще более увеличило панику немцев, и они бросились в разные стороны, провожаемые нашим огнем. Но справа немцы, занимавшие высоты и видевшие всю эту картину, в свою очередь, открыли пулеметный огонь по отступающей 12-й роте. Пули, взбивая пыль, осыпали скат. Между этим множеством облачков пыли мелькали и быстро подвигались разрозненные человеческие фигурки наших отступающих солдат. Некоторые из них исчезали. Это были убитые или раненые, но другие, уцелевшие, улепетывали вовсю, стремясь всеми силами выйти из сферы огня. Самое опасное для них было пробежать скат, а дальше по лощине огонь немцев был уже менее действительным. Таким образом, 12-я рота была спасена. Только теперь немцы заметили нас на опушке и начали бить по нам шрапнелью. Первые несколько очередей сделали небольшой перелет. Снаряды как буря пронеслись над нами и разорвались в лесу. Наше положение становилось серьезным. Надо было увести роту с опушки, тем более что задачу свою мы выполнили. Но все решилось само собой. Ко мне подбежал вестовой капитана Шаверова с бледным, взволнованным лицом.

– Батальонный приказали отступать. Немцы обходют!

В это время четыре гранаты взорвались шагах в двадцати впереди нас. Затем осколки.

– Назад бегом!.. – что было мочи крикнул я, и сам бросился бежать. Солдаты кинулись вслед за мной…

«Вж-и-и-уу… ба-ба-бах-бах!» – гранаты ударили по самой опушке. Но, к счастью, мы уже успели отбежать небольшое расстояние, и все продолжали бежать, стволы деревьев защищали нас от осколков. Немцы, быстро пристрелявшись по нашей опушке, открыли теперь бешеный огонь. Позади нас грохотали разрывы, оглушительно ревели орудия, точно они хотели смешать небо с землей. Но нас уже там не было, и это вызывало радостное и вместе шутливое настроение.

– Бей, бей по чем зря! – кто-то пошутил.

Добежали без остановки до того места в лесу, откуда мы выступили на опушку. Здесь мы нашли полную растерянность. Солдаты нашего батальона сбились в кучу, чего-то ожидая. Несколько в сторонке стояли офицеры нашего батальона и как бы о чем-то совещались с капитаном Шаверовым. А капитан Шаверов стоял без шапки, с бледным растроганным лицом. На лысине то и дело выступали капли пота, который он вытирал платком. Бакенбарды его свисли книзу. Куда девался его молодцеватый вид! «Эге, да тут пахнет пленом…» – с ужасом подумал я. На меня и на моих солдат, точно электрический ток, передалось паническое настроение. Капитан Шаверов, скользнув по нам взглядом, только слегка кивнул мне головой, а сам, как бы отвечая самому себе, тихо произнес, хмуря лоб:

– Нам остается только попробовать…

Капитан Шаверов не кончил. «Трах-тара-рах-та-та-тах-трах…» – затрещали правее нас совсем близко ружейные выстрелы. Несколько пуль свистнуло мимо наших ушей. Несколько солдат свалились. Мы как полоумные бросились врассыпную, как стадо баранов. Поднялись крики и суматоха. Немцы продолжали стрелять. После первых минут паники, когда мы отбежали от того места шагов сто, нам, офицерам, с большим трудом кое-как удалось успокоить и подтянуть солдат, особенно когда лес сменился кустарником и полянками. Нас спасла неровность местности. О каком-нибудь порядке тут не могло быть и речи, все шли как попало, кто гуськом, кто сбившись кучками, кто шел совсем один. Но все более или менее придерживались капитана Шаверова, который шел посредине этой разрозненной толпы, испытавшей панику, но не потерявшей дисциплину. Капитан Шаверов был наш командир батальона, и мы все – и офицеры, и солдаты – безотчетно, скорее, инстинктивно ему доверились, так как ему лучше была известна общая боевая обстановка, и он знал, в каком направлении нас вывести.

Немцы наудачу бросали снаряды по нашему тылу. Белые шрапнели рвались то далеко впереди нас, то правее, то левее, то случайно совсем около. Канонада гремела, кое-где завязывалась ружейная перестрелка, потом затихала…

Наконец, впереди между горушками мелькнула белая лента дороги. По ней вскачь неслись, поднимая пыль, какие-то повозки, бежали кучками люди… Это, наверное, отступали костромичи. Впрочем, это было уже не отступление, а паническое бегство. Тяжелая картина! Это мы бежали теперь перед теми самыми презренными австрийцами, которые год тому назад бежали перед нами, бросая артиллерию и обозы… Как это больно русскому сердцу! Ну, что поделаешь, военное счастье изменчиво…