По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Между тем начинал завязываться бой. Наш пулемет, стоявший на правом фланге моей роты, открыл огонь по хутору и заставил замолчать германский пулемет. Кое-где впереди нас начали показываться отдельные группы немцев. Но вот правее против 2-го и 3-го батальонов показались уже и целые цепи. Загремела неприятельская артиллерия. Противник перешел в наступление. Против меня со стороны хутора наступала редкая цепь противника. Но зато левее меня немцы наступали прямо колоннами. К ужасу своему, я заметил, что в том месте участок никем не занят. Там должен был быть Костромской полк, но его почему-то не было. Не знаю, было ли это недоразумение, или какая-нибудь ошибка штаба дивизии, или костромичи просто не оправились после поражения и не могли задержаться на этой линии. Но как бы там ни было, создалось тяжелое положение для нашего полка. Немцы точно знали об отсутствии костромичей и лезли в этот прорыв. По всему фронту наш полк открыл беспорядочный ружейный и пулеметный огонь. Утомленные и деморализованные солдаты нервничали, и оттого огонь наш был мало действителен. Наши пули ложились как попало без всякого прицела, иногда далеко впереди неприятельских цепей, иногда позади, и только редкие пули попадали между цепями, о чем можно было судить по поднимаемым пулями облачкам пыли. Кроме того, стрелковая позиция была занята наспех, между батальонами были большие прорывы. Единственно, кто еще наносил чувствительный урон немцам, это были пулеметы. Пулемет моей роты стрелял то по хутору, то по наступающим в прорыв колоннам, но туда было довольно далеко, и огонь нашего пулемета был мало действителен. Наша артиллерия молчала по той простой причине, что ее совсем не было. Наш полк, как можно было предполагать, был по каким-то стратегическим соображениям брошен на съедение; исход этого боя был предрешен, конечно, не в нашу пользу, и наша артиллерия, не имея снарядов, не могла принести нам никакой пользы, но, напротив, сама рисковала попасть в руки противника, вот почему высшее командование сочло более благоразумным просто убрать ее в тыл. Конечно, это только способствовало еще большему упадку нашего духа… О, если бы в тот момент нам дали бы нашу артиллерию 1914 года! Мы бы и теперь, в нашем расстроенном положении, дали бы им отпор. Но увы! Скрежеща зубами, съедаемые досадой, смотрели мы в бессильной злобе на наступающие синеватые колонны врага… А в свою очередь, эти последние, воодушевленные только что одержанной победой, неся потери, все лезли вперед. Наше положение становилось все более критическим. Колонны немцев уже приближались к прорыву, угрожая нашему флангу и тылу. Германские пулеметы, установленные на деревьях, обстреливали наши окопы. Орудийная канонада все разрасталась. Несколько шрапнелей лопнуло уже над моей ротой. Я не отходил от трубки телефона и все время информировал командира полка обо всем, что делалось у меня перед глазами. Меня бросало то в жар, то в холод. Я так сильно начинал волноваться, что трубка прыгала у меня в руках.

А тут еще пули цыкали мимо самого уха, заставляя меня машинально сгибаться. Меня раздражала настойчивость полковника Бойвида, с которой он неуклонно повторял одно и то же – держитесь да держитесь… Хорошо ему было так говорить, сидя в двух верстах от нас. Но каково было нам тут исполнять это «Держитесь!», об этом предоставляю судить читателю. Но боевая стихия, разыгравшись, часто бывает неудержима. Так было и в этом случае. Солдаты, видя, что немцы упорно наступают, а помощи ниоткуда никакой нет, и артиллерии нашей тоже не слышно, стали поддаваться панике. По всей линии расположения нашего полка, не дожидаясь никаких приказаний, начали по одному и по два отбегать назад наши солдаты из наиболее трусливых. Это был уже очень плохой признак. Отступление отдельных солдат могло заразить и других, и это вызвало бы паническое бегство всех. Я и об этом донес командиру полка, полковник Бойвид колебался. Наконец, я потерял терпение и почти крикнул в телефон:

– Колонны немцев проникли уже в прорыв… Третий батальон отступает!.. Еще несколько минут задержки, и мы отсюда не выберемся!.. Я снимаю с себя всякую ответственность, – решительно закончил я.

– Отступайте! – успел я расслышать в трубку.

– Вестовой! Передай прапорщику Муратову, отступать повзводно!..