Так, не неся почти никаких потерь от нашего слабого артиллерийского огня, австрийцы подошли уже на ружейный выстрел и стали рассыпаться в густые цепи. Позади двигались резервы, тоже цепями. Издали донеслись орудийные раскаты, подобно грому… Один орудийный залп, левее другой, дальше третий… Шрапнели сделали большой недолет… Завязывался бой. Австрийцы повели наступление в твердой уверенности, что мы совершенно деморализованы и расстроены вчерашним боем и вообще всем этим непрерывным тяжелым отступлением. Поэтому, преследуя нас по горячим следам, они надеялись овладеть нашей оборонительной линией, так сказать, с налета. Но они жестоко ошиблись в расчете. Пока австрийцы были на расстоянии дальнего ружейного выстрела, с нашей стороны наблюдалось зловещее молчание, точно нас тут совсем и не было. Но в действительности все наши части, занимавшие передовую линию, были в полной боевой готовности встретить врага. Когда австрийские цепи подошли к нам на расстояние 1500 шагов, наши войска начали обстреливать их редкими, но выдержанными залпами. Австрийцы, по-видимому, начали нести потери, так как движение их вперед вдруг стало порывистые. Наша артиллерия теперь открыла беглый огонь. Но австрийцы продолжали упорно наступать. Австрийские батареи, в свою очередь, усилили огонь, но они не успели еще хорошо пристреляться, и поэтому снаряды их рвались где попало, не причиняя нам никакого вреда. Австрийцы наступали по ржаным полям, поэтому на желтом фоне ржи их цепи отчетливо выделялись черными точками. Когда они приблизились к нашим окопам на расстояние с полверсты, по всей нашей линии внезапно был открыт такой сильный ружейный и пулеметный огонь, что австрийцы замялись. Между ними произошло замешательство; видно было, что такого отпора они не ожидали. Часть продолжала наступление, другая же совершенно исчезла с наших глаз, спрятавшись в рожь. Это воодушевило наших солдат. В воздухе стояла сплошная ружейная и пулеметная трескотня. Все реже и реже становились наступающие австрийские цепи. Наконец, австрийцы двинули свои резервы, показались позади новые цепи. Спрятавшиеся было во ржи некоторые части австрийцев снова вынырнули, словно из-под земли, и все вместе бросились вперед в отчаянном дерзком порыве. Это был девятый вал… Австрийцы несли страшные потери от нашего огня, но они упорно продолжали наступать, точно пьяные. Некоторые отдельные нестройные группы их уже находились у подошвы нашей возвышенности, и точно бешеные, согнувшись и прячась во ржи, лезли наверх, но все они тут же и полегли, скошенные нашим огнем. Солдаты наши до того увлеклись боем, что многие из них повыскакивали на бруствер окопа и стреляли в австрийцев кто с колена, а иные даже стоя. Наступил тот кульминационный момент боевого воодушевления, когда достаточно было бы крикнуть «Вперед, братцы, за мной!!!», и солдаты все как один бросились бы в контратаку. И, вне всякого сомнения, если бы у нас под рукой был бы свежий резерв в размере хотя бы одного полка и нам приказано было бы перейти в наступление, то мы погнали бы всю эту массу австрийцев, кто знает куда. Но, вероятно, это еще было преждевременно по общим стратегическим соображениям. Огонь наш не ослабевал ни на минуту, и австрийцы, в конце концов, не выдержали и залегли на ровном месте недалеко от подошвы нашей возвышенности шагах в 600 от наших окопов и сами открыли беспорядочный огонь. Наступление противника, таким образом, было остановлено. Австрийцы воочию убедились, что им не удастся так легко завладеть нашей укрепленной позицией у Быхавы, и потому сами перешли к обороне в ожидании новых подкреплений и сосредоточения артиллерии, при помощи которой они и надеялись разрушить нашу укрепленную линию и отбросить нас дальше на северо-восток. Но об этом в следующей главе.
Раньше чем перейти к описанию этого серьезного боя под Быхавой, имевшего большое значение для наших армий, оперировавших в Польше, я хочу познакомить читателя с общей стратегической обстановкой, создавшейся к этому времени на нашем русском фронте.