По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

К северо-востоку от Варшавы на реке Нарев и на юго-востоке от нее на линии Люблин – Холм на наши холмские позиции наступала самая сильная ударная группа германцев Макензена. Левее ее наступала австрийская армия эрцгерцога Иосифа, части которой, как описано выше, появились перед нами только в самое последнее время у Быхавы, находившейся между Люблином и Холмом, то есть как раз в районе, намеченном германским главным командованием для прорыва. Теперь для читателя должно быть ясно, какой огромной важности задача лежала на плечах нашей дивизии, преградившей путь частям армии эрцгерцога Иосифа на укрепленных позициях у Быхавы. С Божьей помощью наша дивизия блестяще выдержала тяжелое испытание и в течение двух недель успешно отбивалась от яростных атак вдесятеро сильнейшего врага. Но об этом в следующей главе.

Как я уже указывал выше, австрийцы, убедившись в бесплодности своих усилий взять наши укрепленные позиции у Быхавы внезапным налетом, решили подтянуть легкую и тяжелую артиллерию, чтобы при помощи ее разрушить наши укрепления. Применяемый австро-германцами способ ураганного огня давал всюду на нашем фронте, где бы они его не применяли, положительные результаты. Силой взрыва тысяч легких и тяжелых снарядов наши окопы и проволочные заграждения сравнивались с землей. Защитники их, частью уничтоженные, частью оглушенные или контуженные, настолько бывали деморализованы этим ураганным огнем, что австро-германская пехота легко прорывала нашу линию, а так как свободных резервов у нас не было, поэтому прорыв расширялся, и наши части отступали по всему ближайшему к прорыву фронту. То же самое хотели проделать австрийцы с нами и теперь. После неудачной атаки наших позиций у Быхавы, они окопались у подошвы занимаемого нами кряжа и в течение нескольких дней подвозили артиллерию и снаряды, о чем свидетельствовали перебежчики. Новые легкие и тяжелые батареи делали пристрелку по нашим окопам. Мы зорко следили за всем, что делается у противника, и занимали выжидательное положение. Днем с высоты нашего кряжа было заметно малейшее движение у австрийцев. Мы тотчас открывали огонь, едва кто-нибудь из них показывался на поверхности земли. Поэтому в буквальном смысле слова ни одному австрийцу нельзя было высунуться из своих окопов. Дни стояли жаркие. Впереди наших окопов оставались неубранными трупы австрийцев, павших в первой атаке быхавских позиций. Они быстро начали разлагаться, и в воздухе иногда тянуло нестерпимой вонью. Днем ружейные выстрелы были довольно редки, больше гремела артиллерия, но ночью австрийцы нервничали даже больше, чем мы. Их секреты пускали пулю за пулей для собственного успокоения, и оттого получалось впечатление редкой ружейной стрельбы по всей линии. Яркими звездами вспыхивали ракеты. Не успевала гаснуть, мигая, одна, как в другом месте уже взвивалась другая. Пули взвизгивали над головой, а иные рикошетировали о бруствер окопов и жалобно заливались то низкими, то тонкими звуками, которые отчетливо прорезали ночную тишину; некоторые тяжело, как брошенный камень, ударяли впереди по ржи.