После памятного, описанного выше арьергардного боя наша дивизия продолжала непрерывное отступление, не оказывая серьезного сопротивления германцам, и к середине августа мы заняли сильно укрепленную позицию впереди местечка Барановичи. Сама по себе от природы позиция была очень удобная. Она находилась в нескольких верстах от Барановичей и пролегала по возвышенному рубежу. Впереди у противника местность была оголенная и мало холмистая, без всяких удобных подступов. Здесь наше высшее командование предполагало положить предел наступлению врага. Но расчеты нашего командования не оправдались вследствие неожиданного прорыва неприятельской конницы левее нас, у Молодечно. Это был интересный боевой эпизод, достойный быть отмеченным в настоящей книге. Германский Генеральный штаб, опьяненный головокружительными успехами своих войск, в расчете на нашу слабость и растерянность задумал дерзкий план полного разгрома наших армий Западного фронта. Сосредоточив корпус кавалерии с многочисленной артиллерией в районе Молодечно, они решили молниеносным ударом напрямик в глубокий тыл захватить Минск – эту главную базу Западного фронта – и, создав панику в тылу нашей армии, защищающей Минск, поставить ее в катастрофическое положение. Немцы отлично знали, что под рукой у командующего нашей армией генерала Эверта нет крупных стратегических резервов, и германский кавалерийский корпус, прорвав нашу передовую линию, мог беспрепятственно двигаться до самого Минска. Неслыханно дерзкий план немцев удался бы вполне, если бы этому не помешала простая случайность. Без труда прорвав нашу передовую линию, германский кавалерийский корпус, уничтожая на своем пути наши тыловые учреждения и внося всюду ужас и панику, быстро продвигался по направлению к Минску. Среди нашего высшего командного состава царила полная растерянность, так как в тылу у нас действительно не было никаких резервов, и германская кавалерия могла там хозяйничать, как ей угодно.
Нужно сказать, что незадолго до этого прорыва Николай II, объезжая фронт, посетил N-скую пехотную дивизию, занимавшую позицию в двух переходах от места прорыва германского кавалерийского корпуса. В мирное время эта дивизия стояла в Двинске. На завтраке у начальника дивизии государь выразил командиру корпуса свое удивление, почему это N-ская дивизия не идет на защиту своего родного города. Эти слова Николая II были поняты командиром корпуса как пожелание государя отправить N-скую дивизию на защиту Двинска, который немцы пытались взять. На другой же день по отъезду Николая II был отдан секретный приказ о снятии с фронта N-ской дивизии и направлении ее к Двинску. Велика была радость солдат и офицеров, когда они узнали, что им предстоит эта передышка в тылу. Дивизия снялась с позиции и двинулась вдоль фронта, держа направление на восток.
В этот самый момент германская кавалерия сделала описанный выше прорыв, о котором части двинской дивизии, находившиеся в походе, еще ничего не знали. Дивизия двигалась по глубокому тылу, хотя и вдоль фронта, со слабыми мерами охранения, будучи уверена в своей безопасности. В первый же день похода после полудня двинчане были поражены доносившимися звуками близкой орудийной канонады, а вскоре на горизонте замаячили неприятельские разъезды. Двинчане просто не верили своим глазам, каким образом в таком глубоком тылу могли очутиться немцы.
Однако начальник дивизии не потерял головы. Сообразив, что в этом месте противник, должно быть, прорвал фронт, он тотчас приказал своей дивизии развернуться в боевой порядок, и нежданно-негаданно произошел замечательный встречный бой между нашей дивизией и спешившимися частями германского кавалерийского корпуса. Появление нашей пехоты было так же неожиданно для немцев, как и для двинчан встреча здесь, в тылу, с неприятельской конницей.