По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

– Ах, хорошо, черт возьми, жить на свете! – не удержался прапорщик К., закуривая папиросу. – Только зачем эта проклятая война? Кому она нужна? Натравили народы один на другой, миллионы убитых, раненых, сотни тысяч осиротелых семейств, опустошенные и сожженные местечки и села… Все это хорошо выходит по рассказам и описаниям. Но в действительности, ого-го! Забудешь и про патриотизм, и про пангерманизм, и про всякие такие отвлеченности, когда тут около тебя охнет шестидюймовый реализм!..

Я засмеялся удачному выражению.

– Да и я чувствую, что у меня переменились взгляды на войну. Завеса спала с моих глаз. Только теперь, испытав на себе все ужасы войны, я понял, насколько она отвратительна, какое это величайшее зло и в то же время как неизмеримо прекрасна жизнь!..

– Да, да, это правда. И заметьте, поручик, все, побывавшие на фронте, становятся ярыми противниками войны, вообще всякой войны, не только этой, а в тылу наша интеллигенция, попрятавшаяся по тепленьким углам, воинствует. Лучше всего и проще всего выявляет свое отношение к войне наш простой мужичок. Всякую войну, это страшное бедствие, по его мнению, выдумало начальство, и ее не прикроешь никакими фиговыми листочками, и только суровая дисциплина и веками сложившаяся и вошедшая в плоть и кровь привычка повиноваться воле начальства гонит нашего простолюдина почти на верную смерть, ожидающую его на войне.

– Конечно, с этим нельзя не согласиться. Но есть нечто в этом вопросе об идеологии войны, что отличает наше отношение к ней от отношения мужика, – проговорил я.

– Что же именно?

– Мы с вами испытали на себе все прелести войны, были ранены и проклинаем эту человеческую бойню, но я уверен, что вы согласились бы еще в десять раз больше перенести, чем бросить фронт и оставить свою Родину на растерзание врагам. Значит, хотя война и страшное зло, но если уж эта беда стряслась над нами, то предоставим после нас будущим поколениям разными способами предотвращать этот ужас, но теперь, пока не умолкли говорить орудия, мы должны или победить, или умереть… Разве не правда?

– Да, разумеется. Но это другой вопрос…

– А возьмите наших солдат… Их можно назвать героями, потому что при нашей отсталости в техническом отношении они совершали чудеса храбрости и самоотвержения, но я голову даю на отсечение, что при малейшей возможности, едва только ослабела бы власть, они все побросали бы фронт и пошли бы по домам, а там пусть хоть пол-России немцы аннексируют…

– Да уж, после стольких принесенных жертв было бы стыдно и позорно проиграть войну.

Побеседовав еще на эту тему, мы начали понемногу умолкать, каждый отдаваясь своим мечтам и мыслям. Потушили электричество, и вскоре, убаюканные сладкими грезами, мы крепко заснули.

На следующий день утром, напившись и расплатившись за номер, мы поехали на вокзал, чтобы поспеть к одиннадцатичасовому поезду. Зал 1-го и 2-го классов был полон военными, между которыми мелькали сестры в своих черных косынках с белой каемочкой впереди. Только что пришел санитарный поезд. Тяжело раненных выносили на носилках и грузили на санитарные автомобили.

Сдержанные стоны коснулись моего слуха. Мне живо вспомнился фронт со всеми своими мрачными, полными ужаса картинками и стало как-то неприятно на душе. Я даже старался не смотреть на раненых. Но в то же время я ясно почувствовал, что завидую этим несчастным страдальцам. Ведь они теперь надолго, а некоторые, может быть, навсегда попадут в тыл…