По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Я взял под козырек. Пара сытых лошадок тронули, шлепая по грязи. Когда мы выехали из деревни, я облегченно вздохнул. Дорога здесь была песчаная и крепкая, и лошади пошли рысью. Окрестности тонули в сумерках, и первые звездочки ракет на фронте нежно вспыхивали и потухали. Погорельцы была последняя станция перед Барановичами. Днем она нередко подвергалась нападению неприятельских аэропланов, сбрасывавших бомбы, и потому поезда ходили только ночью. Мой поезд шел в 6 часов вечера. Уже совсем стемнело, когда мы подъехали к станции. Колеса застучали по мостовой. Тускло и как-то боязливо мерцало несколько огней. Из тьмы вырисовывались контуры станционных построек, я разглядел, что некоторые из них представляли лишь груды обгорелых развалин. Это следы налетов германских аэропланов. И как бы угрожая новыми разрушениями, на фронте зловеще сверкнули в небе зарницы артиллерийской очереди и мягкими раскатами прокатились громы орудий, и снова все погрузилось в тишину и мрак.

Дав на чай своему кучеру, я взял чемоданчик и торопливо прошел на платформу Платформа была слабо освещена и почти пуста. Два-три служащих хлопотали около небольшого состава поезда, стоявшего у платформы, причем был всего один только вагон 3-го класса, а остальные пять-шесть вагонов товарные. В вагоне 3-го класса находилось всего только несколько офицеров. На одном из столиков у окна горела толстая свеча. Двое молодых офицеров с веселыми и счастливыми лицами, тоже, как видно, отпускные, сидели на лавках друг против друга. Как я заметил по погонам, это были офицеры 19-го Костромского полка нашей дивизии. Представившись, я сел около них и присоединился к разговору. Я тоже был на седьмом небе от счастья. Попав в вагон, я реально почувствовал себя в новой обстановке. И какое странное это было чувство! Я даже затрудняюсь его передать. Целый год я не видел ничего, кроме солдат, окопов да старых, грязных деревушек, постоянно находясь под вечным страхом смерти; целый год был оторван от той обыкновенной человеческой жизни, которую обыватель в тылу попросту не замечает, а иногда даже ею тяготится.

Человек, лишившись самых элементарных удобств жизни, вдруг начинает чувствовать их неизмеримую ценность. Так, например, заключенный, глядя в свое решетчатое оконце на город, думает: «Как бы хорошо было бы теперь погулять по улице на свободе». Голодный думает свое: «Ах, хоть бы теперь корочку черствого хлеба!»

Нечто похожее переживали и мы. Точно из тюрьмы или, лучше сказать, из когтей самой смерти мы вырвались на свободу. Все ласкало взор, все умиляло и радовало сердце: и полумрак вагона, и весело горевшая свеча, и вид сырой, грязной платформы. Ведь все это были частицы той, другой жизни, жизни вне фронта, к которой мы на короткое время возвращались из царства ужаса и смерти…

Легкий толчок возвестил нам, что паровоз уже прицеплен. Через несколько минут коротко и хрипло раздался свисток, и поезд тихо тронулся.

В 9 часов вечера мы прибыли в Минск. Вид большого губернского города – этой столицы Белоруссии показался нам настоящим Парижем. Несмотря на близость к фронту и частые налеты целых эскадрилий аэропланов, город был полон жизни. Здесь, кстати сказать, стоял и штаб нашего Западного фронта. Легкие автомобили и грузовики, обгоняя извозчиков и неуклюжие санитарные двуколки, сипло трубя на разные голоса, носились по залитым светом улицам. Тротуары были полны людьми, из которых добрая половина были военные. Чувствовалось, что здесь усиленно бьется пульс войны. Ведь Минск был главной базой всего нашего Западного фронта.

Взяв извозчика, мы поехали ужинать в первоклассный ресторан. Здесь блеск электричества, золоченые обои, белоснежные скатерти с изящными приборами, множество публики, среди которой можно было заметить немало хорошеньких женских лиц, веселая музыка – все это окончательно поразило наше воображение, точно мы никогда ничего подобного не видели. Так мы отвыкли от всего этого, и так непохож был этот мир радости, блеска и веселья на тот мир мрака, страдания, горя, лишений и слез, который мы оставили позади себя и от которого нас отделяли всего несколько часов езды поездом!