Неудача этого знаменитого наступления имела очень тяжелые последствия. У противника открылись глаза. Он ясно увидел, что перед ним уже не могучая, организованная, дисциплинированная русская армия, представлявшая собой еще так недавно грозную, непобедимую силу, а ее разлагающийся труп и что теперь уже не Германия, а Россия накануне полного разгрома. Быстро и без труда ликвидировав «прорыв Керенского» на Галицийском фронте, австро-германцы сами перешли в решительное наступление, и «славные» революционные войска Керенского обратились в паническое бегство. Тщетно отдельные небольшие пехотные части, верные своему долгу, совместно с кавалерией и артиллерией старались сдержать натиск врага. Зачастую одна или две наши батареи, находясь в арьергарде без поддержки пехоты, прикрывали в течение нескольких часов отступление наших обозов и беспорядочных толп убегающих «товарищей». Ничто не могло удержать этого бешенного бегства охваченных паникой людей, ни личное присутствие их кумира – Керенского, ни его истерические выкрики, ни угрозы… Некоторое более или менее серьезное сопротивление революционная армия оказала австро-германцам под Тарнополем, но и здесь это сопротивление было вскоре сломлено, несмотря на огромное превосходство наших сил перед неприятельскими. И после того уже началось не отступление, но настоящее бесстыдное, позорное бегство… Огромные склады, горы снарядов, масса орудий всяких калибров и тысячи пулеметов, аэропланные базы, броневики – все это без жалости бросалось и попадало в руки ликующего врага. Таким образом, весь Брусиловский прорыв, удививший весь мир и стоивший таких огромных жертв, в короткое время был ликвидирован, и наша армия была отброшена к своей государственной границе. Движение противника по ее пятам было настоящим триумфальным шествием. Но вдруг неожиданно для себя здесь, на рубеже России враг встретил такое упорное сопротивление революционной армии, что, несмотря на все отчаянные попытки его продвинуться в глубь России, это ему нигде не удавалось. В русском солдате проснулся тот могучий дух, который пугал Германию и сломить который ей не удавалось вот уже третий год. Наступление по всему Галицийскому фронту было окончательно остановлено. Враг понял, что как ни больна тяжело русская армия, но все же она способна еще на сопротивление. Но, увы, это была ее последняя агония…
Большевизм и в армии, и особенно в тылу пускал все глубже и глубже корни. Большевистская пропаганда Ленина, засевшего со своим штабом в Смольном, все более и более разжигала массы. Призыв к немедленному миру с Германией какой угодно ценой был выражением первейшего и затаеннейшего желания темных масс, уставших от тягот войны и желавших только одного – как бы поскорее попасть домой, а там пусть хоть пол-России отдают немцам. Массы поняли, что Керенский им не даст мира и что мир может дать только Ленин… Вот почему симпатии темных народных масс все более и более стали склоняться на сторону Ленина. Большевики почувствовали твердую почву под ногами, действия их стали увереннее и смелее. Теперь они уже открыто стали мечтать о захвате власти и с этой целью бросили в толпу лозунг «Вся власть Советам!». Положение Петрограда, откуда начал распространяться по всей России большевизм, становилось все более и более угрожающим, и Временное правительство во главе с Керенским висело на волоске. В первых числах июля 1917 года в Петрограде вспыхнуло большевистское восстание. Но на этот раз большевики не рассчитали своих сил. Их лозунги, бросавшие Россию в омут позора и гибели, пугали и отталкивали здоровые элементы страны, потому в распоряжении Временного правительства еще были верные войсковые части, которые после кровопролитных столкновений с большевиками все же подавили восстание.