По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Вскоре наши и германские окопы были сплошь покрыты любопытными. Это была одна из обычных картин братания на фронте, о котором я только читал в газетах. Но когда я увидел в действительности эту жуткую картину, когда так очевидно было дьявольское лицемерие врага, я был потрясен. Бессильная злоба к немцам, стыд за своих обманутых солдат, за честь русской армии, за всю Россию, осознание переживаемого позора и близкого торжества ненавистного врага – все смешалось в душе… Ах, будь проклят этот миг позора! Во сколько раз счастливее были мои павшие в боях товарищи, которым не довелось видеть эту гнусную картину предательства своей Родины. Несчастные, жалкие люди! Вы не видите, как коварный враг вас обманывает, как потом, обезоружив вас соблазнительной хитрой пропагандой, он будет топтать вас своим тяжелым немецким сапогом и будет смеяться над вашей же глупостью. Несчастные! Своими же руками вы хороните ту, которая вскормила и вспоила вас на просторе родных полей!.. В глазах у меня потемнело. Руки и ноги дрожали от стыда и бессильной злобы. Я не знал, что предпринять.

– Братцы, что вы делаете?! Опомнитесь! Немцы вас обманывают, не верьте им! – в исступлении закричал я.

Но никто не обратил ни малейшего внимания на мои слова. Ближайшие ко мне солдаты обернулись и только молча усмехнулись, а братание продолжалось своим чередом. И таким беспомощным и одиноким показался мне мой голос среди этой явно обманутой солдатской массы. Но вдруг произошло никем неожиданное потрясающее обстоятельство. Поручик Муратов при виде этой позорной картины братания, вне себя от ярости, не отдавая себе отчета в том, что делает, бросился к первому попавшемуся пулемету и открыл по немцам меткий огонь. В минуту несколько их десятков было скошено как трава. Можно себе представить, что произошло после того. Немцы в панике с угрожающими криками попрятались в свои окопы, а наши солдаты, как озверелые, кто окопом, кто поверху окопов бросились в ту сторону, где затрещал наш пулемет. Площадная брань, крики негодования раздавались в воздухе.

– Кто смел? Негодяй!.. Убить подлеца!.. Где он?! На штыки его! – гоготала озверевшая толпа.

Сердце мое захолонуло. Волосы поднялись дыбом. Я был как в каком-то кошмаре. Что-то стихийное, отвратительное поднималось вокруг меня. Предчувствуя плохой конец, я в числе первых бросился вперед, чтобы спасти поручика Муратова. Но, увы, было уже поздно… В глазах мелькнула прислоненная к стенке окопа фигура поручика Муратова с бледным, но спокойным лицом, с растрепанными волосами, без фуражки, точно герой, приготовившийся принять мучительную смерть.

И не успел я раскрыть рот, как несколько солдат с красными, разъяренными разбойничьими лицами подскочили и вонзили штыки прямо в грудь поручика Муратова и сбросили его на дно окопа…

– Сволочи!.. Убийцы! Каторжане! За что вы загубили невинную душу?! – исступленно вскрикнул я и бросился с рыданиями к холодному трупу своего дорогого боевого товарища, честного и хорошего русского офицера, которого судьба хранила невредимым в течение трех бранных лет только для того, чтобы за несколько месяцев до рокового конца войны пасть ему от руки своих же братьев – русских. Вечная память тебе, честный русский герой и мой верный помощник и спутник в боевых трудах!

– И ты тоже хочешь, проклятый золотопогонник?! – послышался надо мной грубый окрик, и удар приклада по голове на минуту лишил меня сознания.

Между тем немцы, придя в себя от паники, охватившей их после того, как поручик Муратов открыл по ним огонь, не замедлили нам отомстить. Тотчас по участку нашей роты они открыли ураганный огонь, который не прекращался в течение двух часов. Было много убитых и раненых. По странной случайности в числе первых оказались убитыми и те четыре солдата, которые закололи штыками поручика Муратова. Вечером я приказал похоронить его отдельно вблизи нашего блиндажа, где еще так недавно он мирно спал в эту последнюю в своей жизни ночь.