По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Стрельба по всему фронту стала реже и тише. Австрийцы всюду были отбиты. Прожектор скользил вдоль окопов, но впереди валялись только груды убитых и раненых… Боясь, что мы перейдем в контратаку, австрийцы вдруг открыли сильный ружейный и пулеметный огонь, который, однако, не причинял нам никакого вреда.

Под прикрытием этого огня австрийцы приводили в порядок свои поредевшие ряды и, по-видимому, готовились к новой атаке. И действительно, через некоторое время австрийцы сразу прекратили огонь и с криками массами выскочили из окопов и бросились в атаку Луч прожектора скользил по этой живой волне и почти одновременно по всей линии затрещали ружья и пулеметы. Снова загремели наши батареи. Воздух наполнился шипением и свистом снарядов и пуль, ружейной и орудийной пальбой. В сумраке ночи блеск рвущихся шрапнелей и гранат озарял на мгновение наступающие толпы врага. Огонь не ослабевал ни на минуту. Австрийцы упорно пробивались вперед, но опять не выдержали этого убийственного огня и бросились бежать к своим окопам.

Воодушевленные успехом, наши солдаты готовы были броситься вслед за австрийцами. Я сам едва сдерживался, чтобы не выскочить из окопа. Тотчас бы вся рота как один человек кинулась бы в контратаку, но я сдержал свой порыв, так как было слишком рискованно с такой горсткой людей нападать на австрийцев, которые вели наступление такими большими силами.

Однако австрийцы не унимались и разъяренные неудачей предшествовавших атак, бросались в новые ожесточенные атаки. Но все попытки врага завладеть нашими окопами были безуспешны. Наступило временное затишье. С обеих сторон поддерживался редкий ружейный и орудийный огонь. Боясь нашего контрнаступления, австрийцы кидали ракету за ракетой. Теперь, когда стрельба немного затихла, особенно отчетливо раздавались крики и стоны раненых австрийцев, взывавших о помощи. Под лучами прожектора ясно можно было различить, как эти несчастные пытались, кто ползком, кто хромая и низко согнувшись, добраться до своих окопов.

Солдаты были страшно переутомлены. Некоторые не выдержали и, свалившись на дно окопов, спали как убитые. Проходя мимо, я расталкивал их. Услышав мой строгий голос, они торопливо вскакивали на ноги, бормотали «виноват, ваше благородие», но потом, когда я отходил, снова бессильно валились на землю. Как мог, я ободрял измученных защитников, хотя у меня у самого подкашивались ноги, и глаза против воли слипались.

– Где ротный? – услышал я чей-то сдержанный голос.

– Иди сюда, кто меня ищет?

Ко мне подошел солдат.

– Никак не мог вас найтить, ваше благородие; батальонный приказали передать этот пакет.

– A-а, это ты, Клопов! – протянул я. – Ну, давай сюда, что там такое…

Взяв от Клопова помятый конверт, я присел на дно окопа, чтобы свет от электрического фонарика не привлек внимания австрийцев. На клочке бумаги стояло только одно слово: «Держитесь»; дальше следовала подпись командира батальона.

– Не отходи от меня! – обратился я к Клопову.

Пройдя до самого правого фланга, я пошел назад и остановился около правофлангового пулемета Василенко. Чуть-чуть брезжил рассвет. Кошмарная ночь приходила к концу. По-видимому, враг был изнурен бесплодными атаками. Ружейная стрельба сделалась совсем редкой. Но между отдельными выстрелами со стороны австрийцев доносился какой-то неясный подозрительный шум. Как ни вглядывался я вперед, особенно когда скользил яркий луч прожектора, ничего нельзя было заметить. Но я еще не был достаточно испытан в боевом деле. Василенко, не отходивший от пулемета ни на один шаг, чутко прислушивался к происходившему в стороне противника неясному шуму.

– Ну, слава богу, отбили австрияков, теперь больше не полезут… – проговорил я вполголоса, обращаясь к стоявшим вблизи солдатам. Те почтительно промолчали, и только Василенко осмелился вставить маленькое замечание:

– Как Бог даст!..

Сомнение Василенко передалось и мне, и я, не вытерпев, спросил его:

– А ты думаешь, Василенко, еще будут наступать?

– Точно так, ваше благородие, видать, что будут…

– Это почему же?

– По шуму можно узнать; это он резервы свои подвел к окопам, не иначе будет еще наступление.

И действительно, слова бравого пулеметчика оправдались скорее даже, чем я думал.