По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Рядом с Дараевым — лейтенант Арсен Сугуров, выходец из оседлых цыган, двадцатишестилетний красавец, с тонкими иссиня-черными бровями вразлет, правильными точеными чертами несколько бледноватого для цыгана лица и густой кудрявой шевелюрой, с трудом умещавшейся под фуражкой. Около года он работает с Шукаевым и сумел стать для последнего совершенно незаменимым человеком, ибо, помимо знания языков, — цыганского и черкесского (немного говорил он и по-татски), — обладал еще целым рядом примечательных черт, как нельзя более устраивавших Жунида. Как говаривали в старых романах, словно отлитый из бронзы, Арсен, казалось, вовсе не знал усталости: мог не спать несколько ночей подряд, оставаясь бодрым и деятельным, легко и просто сходился с людьми, никогда не задавал лишних вопросов, схватывая все на лету, не брал в рот спиртного и слыл убежденным женоненавистником.

Тут они были даже похожи. После развода с Зулетой Жунид проникся неизъяснимым презрением ко всему слабому полу, без каких бы то ни было исключений, и не глянул за эти восемь лет ни на одну женщину Нельзя сказать, что жизнь бобыля, которого ничего, кроме работы, не интересует, так уж пришлась ему по вкусу. От природы общительный, относившийся к категории мужчин, испытывающих постоянную внутреннюю потребность кого-то опекать и о ком-то заботиться, он удовлетворился своей привязанностью к Вадиму и Арсену и гнал от себя смутную тоску по иной жизни, овладевавшую им в те редкие дни и часы, которые он проводил в одиночестве в неуютной холостяцкой квартире.

Он знал, что Зулета живет и работает в Черкесске: после окончания заочной медшколы, а затем и вуза она — судебно-медицинский эксперт при Черкесском управлении Мысль о том, что, возможно, ему, Жуниду, она обязана выбором нелегкой специальности, наполняла его безотчетной гордостью, хотя он ни за что не признался бы в этом даже самому себе и был уверен, что бывшая жена и ее судьба ни в коей мере его не интересуют.

Однако у каждого человека, пусть абсолютно одинокого должно быть некое тайное или явное прибежище, где он мог бы «отдохнуть душой» и забыть хотя бы на время повседневные дела и заботы. Именно таким прибежищем был для него сын, не по годам рассудительный человечек с темно-карими глазами, который скоро станет «совсем взрослым», пойдет в школу.

Маленький Заурчик очень похож на мать, но есть в нем и черты отцовские — большущие, открыто и серьезно глядящие на мир глаза и мягкие ямочки в уголках губ.

Пока Зулета училась, а Заур жил у его родителей, Жуниду видеться с сыном не представляло никакого труда, и он был счастлив, что за мальчиком есть глаз и уход: старый Халид боготворил внука. Теперь же, с переездом Зулеты в Черкесск, все осложнилось, и Шукаев испытывал страстную тоску по Зауру, которого не видел уже несколько месяцев.

В багажнике он вез ему подарки: деревянную винтовку, мечту любого мальчишки, и заводной трактор. Но, сколько он ни думал, так и не сумел представить себе, как сложатся их взаимоотношения с Зулетой, которую уже никак нельзя было обойти во время свидания с сыном.

Проселок по бревенчатому мосту перевалил на левый берег Кубани, и «козлик» катился по старой мощеной дороге, обсаженной по краям древними тополями, на которых трепетали от майского ветерка мелкие листья, серебрящиеся в солнечных лучах.

Вадим и Арсен примолкли сзади, чтобы не разбудить Шукаева и тоже подремывали, убаюканные тряской и током свежего весеннего воздуха врывавшегося в разбитое окно машины.

Будить Жунида не понадобилось, когда газик остановился у шлагбаума перед железнодорожным переездом, Шукаев проснулся сам, крякнул и расправил плечи.

— Так-ак… — зевая, протянул он и хрустнул костяшками пальцев. — Заедем в управление и — дальше. Мне придется оставить вас ненадолго… — последние слова он произнес извиняющимся тоном, как бы стесняясь, что из-за него им придется задерживаться.

— Долго или недолго — какая разница, — с готовностью отозвался Дараев. — Сколько надо, столько и пробудем. Времени — вагон. Ты пойдешь к Заурчику? Мы с Арсеном останемся в управлении. Мне кстати, с Леонтьевым и Бондаренко надо встретиться.

— Нет, — смешался Жунид. — Я сейчас не пойду. Я только договорюсь с ней. На обратном пути заедем.

— Как знаешь.

Шукаев не ответил, равнодушно скользя взглядом по хорошо знакомым ему одноэтажным домикам окраины, — он не раз бывал в Черкесске и по делу карабаира, и по другим служебным надобностям.

Когда газик обогнул Покровскую православную церковь, стоявшую неподалеку от нынешнего рынка, откуда доносились нестройные звуки оркестра, Арсен вдруг встрепенулся на заднем сиденье, едва не ударившись головой о перекрытие кузова.

— Смотрите, Жунид Халидович!

Шукаев повернулся в ту сторону куда показывал Сугуров.

Через церковный двор, широко разбрасывая ноги, бежал высокий человек в сапогах и неопределенного цвета рубахе навыпуск, подпоясанной тонким ремешком. Из-за поворота улицы, от базара, мчалось несколько мужчин и лейтенант в кавалерийской форме с револьвером в руке.