По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Там у тебя никого? — негромко спросил он, показывая на угол, отгороженный крашеной фанерной переборкой, сооруженной здесь год назад по замыслу Петровича для особо почетных посетителей. Угол этот должен был изображать «отдельный кабинет». Дверной проем, ведущий туда, был завешен зеленой баракановой занавесью, захватанной по краям.

— Никого. Располагайтесь. Я мигом, — Буеверов машинально поправил на себе несвежий халат и тихо, спросил Бекбоева, кивнув на его спутника, уже нырнувшего за занавеску. — А кто этот чмур? Турок, что ли?

— Нэ твое дэло, Буй, — беззлобно сказал Рахман. — Давай свои шашлыки… И пузырок давай…

Тот не заставил себя долго ждать, моментально притащил водку и закуску, стрельнул еще раз глазами в сторону «турка», рассеянно почесал лоб и, не дожидаясь знака Тау, которому явно не терпелось, чтобы их оставили, наконец, вдвоем, поспешно ретировался.

— Управишься, Залимхан, без меня, — на ходу снимая халат, бросил он черноглазому пареньку за стойкой. — Я зараз вернусь… — и вышел.

Шашлычная занимала угловую часть старого деревянного здания с нелепой надстройкой вверху и какими-то сараями или складами по бокам, как видно, много раз перестраивавшимися, крашеными разной краской, отчего все сооружение казалось еще более бесформенным, неуклюжим и древним.

Буеверов зашел с тыльной стороны, — сзади оставался метрах в полутора только каменный забор, ограждавший базар от улицы, — и открыл тяжелый навесной замок на покосившейся двери, которую не отпирали, наверно, с незапамятных времен. Но дверь распахнулась на удивление легко и без скрипа.

Петрович быстро прошел в глубь полутемного помещения, бывшего некогда каретным сараем, судя по наваленным здесь в беспорядке колесам, козырькам, и другим частям экипажей, всякой сбруе, хомутам и прочей упряжной рухляди. Сквозь щели слабо пробивался солнечный свет, но Буеверову этого было вполне достаточно, чтобы найти внизу, в самом углу сарая, неширокую доску и, отодвинув ее в сторону со всеми предосторожностями, чтобы не произвести шума, приготовиться слушать.

А разговор уже шел. Разговор между Рахманом и «турком», как окрестил неизвестного Петрович.

Надо ли говорить, что бывший владелец «Оленя» не без тайного умысла оборудовал «отдельный кабинет» в своей заштатной шашлычной. Обнаружив позади здания заброшенный каретный сарай, Буеверов сразу смекнул, какие выгоды это сулит ему и как облегчает задачу вынюхивания и подслушивания.

— Ну что, почтенный дервиш, — услыхал Буеверов насмешливый голос Рахмана, да так отчетливо, как будто говоривший находился здесь же, в сарае. — Долго еще будешь темнить?

— Не темню я… — это вкрадчивый сипловатый голос «турка».

— Темнишь, Хапито, — резко сказал Бекбоев — Я ведь не из ментов, которые могут запросто твои бумаги проверить… Хоть и живу тихо, но еще совесть имею. Расколись по-хорошему, дело стоящее для тебя найду Не будешь в пыли ладанками промышлять…

Петрович стоял за стеной, затаив дыхание Настолько-то он знал черкесский язык, чтобы понять, о чем они говорят. Вот она, наконец, долгожданная его фортуна! Значит, «турок» — не кто иной, как Хапито Гумжачев, адиюхский грабитель, который полгода водил за нос самого Шукая! Стало быть, он — на свободе.

— А, может, ты продался за кусок хлеба с маслом? Зато они и отпустили тебя? — С угрозой в голосе наседал Рахман, как будто подслушав мысль, мелькнувшую в голове у сообразительного Петровича.

— Не я привел тебя сюда, Тау, — с обидой ответил Хапито. — И не меня освободили до срока. Так, может, мне сподручней задавать тебе такие вопросы?

— Брось, Хапито. Нечего валить с больной головы на здоровую. Давай в открытую: если ты драпанул из лагеря и ходишь под Богом, тебе лишние гроши не помешают.

Буеверов вытер рукавом рубахи вспотевший лоб. Он уже знал: сейчас последует самое главное. Они еще будут препираться и осторожничать, как все воры, опасаясь, как бы один не предал другого, а потом сойдутся и вот тогда, тогда на сцене появится он, Петрович. Только бы не пропустить ни слова…

— Говори, если имеешь дело… — это Хапито Гумжачев.

— А чем докажешь, что ты не стукач? — это Рахман.

— Ищи себе кореша в свите шайтана. Некогда мне с тобой рассиживаться…

— Постой! Хватит вилять! Скажи, сам ушел из тюряги? Тенькнули на столе стаканы, загремел стул. Это поднялся Хапито.

— До скорого…

Рахман злобно выругался, и по тону его Буеверов понял, что сейчас он все выложит, несмотря на свою хитрость, потому что нет у него другого выхода и, судя по всему, не на кого ему больше рассчитывать.

— Сядь… ладно. Сядь и слушай.

Стаканы звякнули снова, и Рахман зашептал, очевидно, перегнувшись через стол к самому уху Хапито. До Буеверова долетали теперь лишь обрывки слов и, как он ни напрягал слух, толком ничего нельзя было понять.

— … надцать косых… такое бывает… в сто лет. У белых служил, сам понимаешь… Хата есть тут, в городе… — шепот Рахмана становился все тише, все бессвязнее.

— Нет! — неожиданно громко сказал Хапито. И, понизив голос: — Мокрым делом припахивает. Нельзя мне. Завалюсь — вышка будет. Ищи кого в другом месте.