– Не стану я сего вина пить, великий княже, – зашептал вдруг толмач, помотав головою. – И тебе не советую. Шаманы могли туда своего зелья намешать, чтобы у тебя язык развязался, и ты о своих тайнах поведал. Тебе Кончак милостиво открыл свой погреб, так лучше я отведу тебя туда, чтобы ты сам выбрал себе пару лагвиц с добрым греческим вином.
– Какие там у меня тайны? О чем могу я мыслить сейчас, как не о попавших в беду родичах? Где Владимир, сын мой? Что с ним? Где брат мой Всеволод и племянник Святослав?
Толмач Лавор подумал. Князь всмотрелся в его лицо, расплывающееся жёлтым пятном, и вдруг ему любопытно стало, молод толмач или стар, умён ли – или просто по-восточному хитёр. Однако же, если Лавор и не побоится ответить на его вопросы, чтобы потом о беседе с пленником донести своему господину, ничего для себя опасного в собственном любопытстве Игорь не усматривал.
– Ладно, отвечу я тебе, княже. Думаю, что и великий хан не преминул бы ответить тебе, ежели бы ты его вопросил. Сын твой живёт в юрте в стане Вобурцевичей, в оковах, но его не обижают. Великий хан Кончак не успел договориться с Елдичуком о выкупе твоего сына, закончит торг уже после похода. Брат твой Буй-Тур сидит в яме у Кзы Бурновича, и в яме не сняли с него оковы, однако только его буйный нрав виною, что держим так крепко. Кза, однако, его, твоего брата-батыра, не заморит, потому что ждёт за него большой выкуп. А вот Алпар-батыр, хан ковуев, казнён позорной смертью. Думаю, уже отдал Богу душу, на кол посаженый, – и толмач истово перекрестился.
Игорь перекрестился тоже:
– Мир праху его. Впрочем, об Алпаре пусть у дяди моего Ярослава голова болит. А я зол на ковуев. Скажи лучше, как дела у племянника моего князя Святослава?
Лавор ответил не сразу. Сначала попятился почти к самому пологу, потом заговорил осторожно:
– Худы его дела. Полонил молодого князя Копти Улашевич, и его почти тотчас же весьма дорого перекупил мурза Алтын из задонских Улагаевичей. Ведь это его младшего брата Сарбаза князь Святослав, в полон взяв, обесчестил и искалечил. Мурза Алтын господина князя Святослава Ольговича судил и назначил ему казнь для знатных людей, без пролития крови. Я думаю, ещё жив твой племянник. Вчера под вечер был совсем ещё живой. Великий хан ездил к нему поговорить и меня с собою брал.
– Как же так? – удивился князь Игорь, у которого вдруг защемило в животе. – Почему он жив, Святослав, если повешен, как ты поведал?
– А хребет ему сломали, княже, не повешен он. Казнь почетная у кыпчаков, для самых знатных она.
– Ну, вы и дикари! – скривился князь.
– А чем русичи лучше? Вон ваш великий князь Святослав, твой родич, приказал же пленному великому хану Кобяку Карлыевичу отрубить мечом голову прямо у себя в гриднице, где пьют и едят!
– Поберегись, толмач! Если не замолчишь, смотри, чтобы тебе самому хребет не сломал! – тут князь замолчал надолго. Потом проговорил уже негромко, сдерживая себя. – Видно, недалеко отсюда вы с ханом Кончаком ездили. И ты, толмач, знаешь, где. Не проведёшь ли меня к племяннику?
– Пожалуй, что и проведу. Я ведь на тебя не сержусь за твои слова, ибо понимаю родственные чувства, – раздумчиво произнёс Овлур. – Сокольничий Буртас провожает великого хана до города Балина, а как вернётся, станет тогда за тобою по пятам ходить.
– Тогда пошли, Лавор.
Игорь повесил фляжку себе на пояс, и они вышли на яркий солнечный свет. Овлур поддержал для Игоря стремя своего вороного, щипавшего травку у вежи, и, взяв повод, повёл князя через стан. И не успели они, миновав вежи, выйти в чистое поле, как Овлур тоже оказался на коне, рыжем с белыми чулками, а повод его вороного коня – в руке у князя Игоря.
– Далеко ли? – полюбопытствовал князь, увидев, что Овлур поворачивает на запад.
– Не потратим и получаса, княже.
Слава Велесу всемогущему, Овлур не докучал Игорю в пути разговорами. А князю было о чем подумать. Если Кза пошёл с большими силами на Северщину, то не на Чернигов он повернёт, а именно что на Посемье, где города стоят пустые, без дружинников. Путивль, тот устоит, и лесные дороги на Новгородок-столичный там и без него догадаются перекрыть, однако сколько сел погибнет и сколько крестьян и горожан окажутся в степном полоне! Он молился Богу, чтобы его семья не высовывала носа из Новогородка и чтобы непутёвый зять его Владимир Галицкий не принял воеводство на себя и не наломал спьяну дров…
– А вот и примета, княже!
Игорь прищурился и увидел на ближнем зелёном бугре жердь, к которой, продолжая её, была подвязана другая, потоньше. На самом же верху трепыхался на ветру обрывок белой или добела выгоревшей тряпки. Не оглянувшись на толмача, ударил вороного в бока коленями. Большие чёрные вороны, лениво ворочая крыльями, поднялись в воздух и тут же опустившись, разместились полукругом невдалеке.