По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга вторая)

– Ну, дай-то, Бог! А тебе желаю поступить в училище, закончить его, дорасти до генерала! Воевал ты хорошо! За спины не прятался! В бою каждой пуле не кланялся! Товарищей не подводил. Как говорится, с тобой многие ходили в разведку, и каждый пошел бы еще раз!

Страхов пожал мне руку, а потом крепко, по-мужски обнял.

– Спасибо тебе за службу!

– Вам спасибо, Николай Евгеньевич! Если честно, с таким командиром и воевать не страшно! За Вами ведь мы были все как за каменной стеной! Хороший Вы человек!

– Извини, если когда-то обидел. Всякое бывало! Война…

Я видел по глазам Страхова, как тяжело ему было все это говорить – столько между нами за годы войны накопилось и служебного, и личного. Мы с ним, действительно, по- настоящему сроднились.

– Ну что Вы, Николай Евгеньевич! – стушевался я. – Все нормально! Обижаться не за что. Наоборот, я многому у Вас научился! Спасибо за науку! Побольше бы таких командиров! Если бы не Вы…

– Ну, ладно, – Страхов взял меня двумя руками за плечи. – Давай, иди. Тебе еще собраться надо! Если говоришь – свидимся, значит свидимся! Тогда не говорю «прощай»! До встречи! До свидания!

Я молча приложил к козырьку ладонь, затем повернулся, громко щелкнув при этом каблуками, и вышел из кабинета.

По пути из штабного домика в казарму я шел, тяжело опустив голову, стараясь ни на кого не смотреть. Слезы наворачивались на глаза. В августе 1943 г. после окончания Загорской школы радистов я впервые попал в минометную роту 237 ОСБ. С того дня прошел год и три месяца. Но для меня это была целая вечность. Я прекрасно помнил этот день. Все это время я гордо носил звание минометчика. И вот настал момент расставания…

Налетели воспоминания…

Для меня время словно побежало вспять, будто бы кто-то запустил обратный отсчет волшебного хронометра.

Я закрыл глаза, и в голове, сменяя друг друга как в детской игрушке-калейдоскопе отчетливо и ярко стали появляться картины из моего недавнего фронтового прошлого.

Они были настолько четкими и осязаемыми, что я вновь и вновь переживал каждое событие. Казалось, что они произошли не два-три года назад, а буквально вчера.

Я явственно видел лица своих товарищей. Но в большинстве своем это были лица тех, не дожил до победного дня. Почему моя память была так избирательна и сконцентрировалась именно на них?

Может потому что сейчас, когда закончилась война, они незримо были с нами и откуда-то сверху смотрели на нас, вместе с живыми сопереживали, радовались общей победе, безмолвно ликовали, понимая, что их жертвы не были напрасными, а их подвиг будут помнить всегда?

Долгие четыре года, день за днем мы с нетерпением ждали этого события. Мы приближали его в своих мыслях, мечтах: завтра, завтра, завтра… И вот оно, это «завтра» наступило.

Чувство безмерной радости, всеобщего ликования переполняло нас, но где-то в глубине души, в сердце было еще одно чувство – нестерпимая боль и горечь наших потерь. Не было ни одного человека, судьбу которого не затронула бы война, кто бы не потерял родного или близкого – мать, отца, брата, сестру, мужа, жену, невесту, жениха, друга, товарища…

Слишком дорогую цену заплатили мы за эту победу. Оттого мир приобрел величайшую, я бы даже сказал неизмеримую ценность. Когда мы добиваемся какого-либо успеха в спорте, учебе, работе, карьере и вообще в жизни, то при этом говорим: «Победа досталась дорогой ценой». А какова цена нашей Победы? С чем можно сравнить ее, чем измерить?

Думаю, что такой единицы измерения в мире просто не существует. Я уверен, статистика потом все подсчитает – сколько было убито и ранено на фронтах солдат, сколько мирных граждан погибло под бомбежками, замучено в концентрационных лагерях и угнано на работы в Германию, разрушено городов, сожжено деревень и хат, взорвано заводов, фабрик, мостов, количество оставшихся сиротами детей. Выведут результат до последней цифры.

Пройдут годы. Заводы восстановят, города отстроят заново, поля засеют и соберут с них новый урожай. И только людскую боль нельзя будет ничем заглушить, потому что уже никто не вернет обратно тех, кто отдал свои жизни ради Победы.

Я подумал: вот бы собраться после войны всей ротой или даже всем батальоном и вспомнить все…

У входа в казарму меня окликнул Агишев:

– Дёмин!

Его голос моментально вывел меня из состояния «сомнанбулизма».

– Ты где ходишь? Имущество сдавать думаешь?

Я промолчал. Спорить со старшиной было бессмысленно. Лучше молча подчиниться.

Но поскольку полностью переход от воспоминаний к действительности еще не завершился, и я, находясь под впечатлением переживаний, глядя на строгое лицо старшины, произнес:

– Спасибо вам за все, товарищ старшина!

– Ефрейтор, что с тобой? – испугался Агишев. – Уж не потерял ли ты что-нибудь из закрепленного за тобой имущества? А? Говори правду!

– Никак нет! Все в полном наличии!

– И что же ты тогда от меня хочешь?

Затем хитро улыбнувшись, добавил:

– А, понял. Портянки новые, небось, будешь просить?

– Никак нет!

– Ремень?

– Никак нет!

– Фуражку?

– Да нет же!

– Предупреждаю сразу: нового обмундирования у меня нет! Можешь даже не просить!