— Как же немцы вышли на вас? Скобцеву так долго удавалось скрывать организацию, а тут нате, всех одним махом повязали! Есть догадки, кто мог вас сдать?
От его пронзительного взгляда и холодного голоса Лида невольно съежилась. Девушка помнила, как однажды в разговоре с ней Сверчок нелестно отозвался о своем замполите.
— Сдать? Вы имеете в виду — предать? — Девушка всплеснула руками. — Никто. — Затем, ненадолго задумавшись, словно перебирала в памяти каждого из известных ей подпольщиков, уверенно повторила: — Из наших — точно никто!
Подозрения одолевали не только комиссара. В отряде многие предполагали, что городское подполье кто-то выдал. И этот кто-то был из своих. Велев девушке оставаться в лагере, Чепраков проводил ее до выхода.
— За родных не волнуйся! — стал успокаивать он ее, откидывая в сторону залапанный кусок рогожки, спасавший землянку от вездесущих комаров. — Наши люди успели пройтись по некоторым адресам. К сожалению, не всех удалось предупредить, но твоих успели, так что ожидай. Думаю, ближе к ночи свидитесь.
Заметив неподалеку пожилого человека с густой бородой, подпиравшего спиной ствол старой осины, Федор Иванович кивнул в его сторону:
— А вот и дед Трофим! Скажи ему спасибо! Это он предупредил твою мать, чтобы уходила из города.
Заметив командира, старик приветливо махнул рукой, продолжая дымить цигаркой.
— Так это же немецкий прихвостень! — воскликнула возмущенно Лида. — Всё сапоги фрицам чистил за кусок мыла, вражина!..
Этого человека она часто видела возле столовой. Одетый в обноски, с вечно всклокоченной, похожей на паклю бородой и большой, не по размеру, шляпой на кудлатой голове, старик целыми днями бродил по улицам города с небольшим деревянным ящиком, в котором носил различные инструменты. За понюшку табака, шмат сала или четверть самогона он брался за любую работу. Мог починить крышу, подбить сапоги, подправить калитку. Нередко к помощи бывшего механика, разбиравшегося в технике, прибегали и немцы, щедро оплачивавшие его услуги сахарином или тушенкой.
Во дворе столовой Лида не раз видела, с какой готовностью старик бросался ремонтировать их мотоциклы и автомобили. Она ненавидела его и со свойственной столь юному возрасту прямотой бросала при встрече презрительное: «Пришивала!» В ответ пожилой человек лишь улыбался, называя девчушку пустельгой. «Такие люди любой власти служат! — жаловалась она матери. — Еще и оскорбляет, вражина, пустельгой называет». — «Пустельга — птичка зоркая, из соколиных будет! — замечала с улыбкой мать и просила, чтобы дочь оставила старика в покое. — Сдался он тебе! Пусть живёт».
Чепраков засмеялся:
— Зря ты так, девочка! Дед Трофим один из наших информаторов. Можно сказать, главных. Несмотря на возраст, глаз у него по-прежнему зоркий. Все подмечает.
Похвала старику из уст прославленного партизанского командира смутила Лиду.
— И давно он сотрудничает с вами? Небось, узнал, что Красная армия наступает, вот и переметнулся обратно. Иуда! Тушенкоед несчастный!
Чепраков усмехнулся.
— С самого начала. Говорю же: ценный разведчик! А тушенку… тушенку, что выменивал у немцев, нам передавал. — Заметив направлявшихся к командирской землянке бойцов из соседнего отряда, Федор Иванович поторопил девушку: — Ну, иди! Иди к деду…
Подойдя к старику, Лида, зардевшись, проговорила, запинаясь:
— Я не знала… Мне так стыдно… Столько гадостей наговорила вам!
Оторвавшись от дерева, дед Трофим вынул изо рта самокрутку, поднял мохнатую бровь:
— Да уж. Спасибо, хоть камнями не бросалась. Всяко бывало.
— Хоть бы намекнули что ли, что связаны с партизанами!
Отряхнув со старого, в масляных пятнах вокруг карманов, пиджака осыпавшийся по неосторожности пепел с цигарки, старик ответил с некоторой бравадой в голосе:
— Как же тут скажешь? Сама понимаешь: разведка — дело особой государственной важности! Секретной, стало быть. — Погладив тощей пятерней густую бороду, дед Трофим вдруг заливисто, совсем по-мальчишески, рассмеялся: — Ну, что, пустельга глазастая, пошли, что ли? — Махнув рукой, он призвал девушку идти рядом. — Я тут тушенки немного приволок. Охота мне тебя ею накормить. Народ сказывает, мол, хоть и фашистская, а вполне годится для наших животов. Сам-то я до нее не охоч, а тебя угощу. Что скажешь?
— Я согласна, дедушка! — засмеялась Лида, поняв, что прощена. Наконец-то она могла немного расслабиться после стольких тревог…
14
Встретив у самого входа двоих партизан из отряда Тимофея Кручени, капитан Чепраков приказал стоявшему у входа часовому никого в землянку не пускать. Разговор намечался особый, не для посторонних ушей…