По степи шагал верблюд

– Эжен, какой сюрприз! – Хозяин удивленно развел руками, как будто не видел Жоку добрых полгода, хотя расстался буквально перед обедом, когда тот пригнал заплутавших лошадей в конюшню.

– Bonjour, monsieur[47], – поклонился прибывший, одергивая собственную взбалмошность, ведь его высокородные друзья не раз учили не выдавать с крестьянской простотой всех эмоций.

Отряхнув меховую тужурку от невесомых капель, Евгений прошел в гостиную и поклонился дамам. Дарья Львовна занималась каким‐то затейливым рукодельем, а Полина читала, закутавшись в старенькую шаль. При виде Жоки она радостно вздрогнула ресницами и отложила книгу.

– Маман, я прикажу поставить чай?

– Не беспокойтесь, сударыня, мне только перемолвиться с князем парой слов, – остановил ее поздний гость.

– Эжен, вы не можете покинуть нас так быстро, – вмешалась княгиня, но он по‐мальчишески дернул коленкой и скороговоркой выпалил:

– Поверьте, дело не терпит отлагательств.

Удивленный Глеб Веньяминыч неторопливо прошел в кабинет, жестом приглашая следовать за собой. Его прямая спина двигалась размеренно и неспешно, казалось, в мире нет такой силы, чтобы могла сломать установленный в этом доме порядок, вечерний чай с ватрушками и обязательные книги перед камином.

– В чем дело, mon ami? Вы, как я погляжу, взволнованы? – начал хозяин, усаживаясь в просторное кресло, обитое болотного цвета гобеленом с замысловатой растительностью. Князь жестом предложил гостю устроиться напротив и приготовился слушать.

– Я стал невольным свидетелем разговора… беседы моего дядьки Карпа Матвеича с матушкой. Так вот… – Евгений, разгорячась предстоящим откровением, закосноязычил: – Послезавтра планируется… э-э-экспроприация вашего именья. Красноармейцам надоело сидеть без дела. Вам троим грозит опасность. Надо бежать.

– Не могу не заметить, что подслушивать чужие беседы непорядочно. – Брови Шаховского недовольно сдвинулись.

– Глеб Веньяминыч, сейчас не до хороших манер!

– Друг мой, хорошие манеры всегда уместны… А вы ничего не напутали? С чего бы в нашем медвежьем углу устраивать погромы? Мы вроде бы директив новой власти не нарушаем.

– Не напутал, в том‐то и дело. Комиссар Бурлак капитально хочет перед своим начальством выслужиться громкими операциями. Решил всех промышленников арестовать, а имущество конфисковать в пользу советской власти.

– Комиссарам захотелось крови, – задумчиво протянул Шаховский, – не верится, но в лихие времена все возможно… Вы побудьте здесь, Матрена принесет чаю, а Poline составит вам компанию. Я вынужден на некоторое время вас покинуть.

Целый час Жока сидел напротив беспечно щебечущей княжны, как на раскаленной сковороде. А вдруг князь пошлет кого‐нибудь проверить, не напутано ли чего? Тут лазутчику и крышка. Дядька не простит. Или нет: Шаховские не посчитают его серьезным осведомителем, сейчас добрая Дарья Львовна и староста Елизарий отговорят князя, запутают. Сидеть‐то на заднице куда как проще, чем бежать в неизвестность. А послезавтра прискачут красноармейцы, похватают что под руку попадется, сломают драгоценную мебель, изорвут чехлы, испоганят все вокруг, выкинут антикварные книжки на растопку. Он представил себе в красках злое зрелище и невольно поморщился.

– Что с тобой, Жень? Зуб болит? – спросила Полина.

– Нет, нет… Прости… Так что за новости получил Мануил Захарыч из‐за границы?

Полилась мелодия парижских улиц, где скоро состоится великая выставка, и до нее необходимо разрешить все революционные неурядицы, чтобы предстать на мировой арене во всей красе со знаменитым петропавловским маслом. До Парижа Жокины мысли не доехали, остановились в недалеком овраге, где в прошлом году расстреляли конокрадов. То был наглый произвол, а урядник смолчал. Власти у него больше нет. Только старая фуражка осталась. Так и теперь могут заточить княжескую семью, начать измываться, требовать, чтобы банковские счета открыли, заводские сейфы выпотрошили, попомнят и те весомые куличи, что до поры до времени поспевали в карманах европейских партнеров. А для острастки могут и к насилию прибегнуть. Могут юную нежную княжну… Даже додумывать страшно про такое, что могут с ней сотворить. Он вскочил, готовый бежать с разъяснениями, но под удивленным взглядом Полины осекся и вернулся к томительному перечислению музеев, которые непременно следует посетить.

Наконец нежно запели половицы, и княжеская чета с неторопливым достоинством пожаловала в кабинет.

– Милый Эжен, мы благодарны за заботу о нашем семействе в эти нелегкие времена, – мягким голосом начала Дарья Львовна, и Жока с отчаянием понял, что все пропало: ему не поверили.

Княгиня, подобрав с этажерки забытую колонковую кисточку, что ее очень обрадовало (наверное, считала ту потерянной), продолжила:

– Князь и я не считаем возможным бежать от судьбы, оставляя землю предков, свое детище – этот завод и дом, своих рабочих и просто добрых соседей, пусть и временно обезумевших.

– Это неверное решение, Дарья Львовна, – прошептал Евгений, – вы не знаете, о чем говорите.