По страницам "Войны и мира"

новый мир деятельной любви к людям: «Только теперь, когда я живу, по крайней мере стараюсь (из

скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял все счастье жизни».

Князь Андрей слушает все это недоверчиво и хмуро. Он не только ничего не хочет рассказывать

о себе, но, слушая Пьера, дает понять, что все это ему давно известно и неинтересно, «даже как будто

стыдясь за то, что рассказывал Пьер».

Пьер провозглашает: нужно делать людям добро. Андрей отстаивает другое: нужно жить так,

чтобы не делать никому зла. Слушая этот спор, мы, конечно, становимся на сторону Пьера, но скоро

окажется, что на самом деле все сложнее, чем представлялось и ему, и нам.

При ближайшем рассмотрении полезная деятельность Пьера оказывается вовсе не такой уж по-

лезной. «Пьер не знал, что там, где ему подносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла... придел

44

уже строился давно богачами-мужиками села, а что девять десятых мужиков этого села были в вели-

чайшем разорении... Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими

поборами и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему и за большие деньги были

откупаемы родителями...»

Понимает ли все это князь Андрей? Вероятно — да. Он лучше знает людей, чем Пьер, он лучше

знает хозяйство. Но главное не это. Пьер сейчас пришел к тому, о чем думал и мечтал князь Андрей

перед Аустерлицем. «Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для

них что-нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других и не почти, а совсем погубил свою жизнь»,

— говорит князь Андрей.

После Аустерлица, когда над ним стоял Наполеон, его герой, — человек, убежденный, что он

осчастливил пол-Европы и, по крайней мере, Францию, — там князь Андрей понял, что все люди име-

ют свои мечты, стремления, надежды — и не может кто-то один решать за них, что им нужно. Он по-

нял, что понятие добра можно понимать по-разному, и пришел к выводу: главное — не делать никому

зла, тогда и добро расцветет само собой.

Кто прав: он или Пьер? Оба в чем-то правы и оба могут оказаться неправы. Но оба они напря-

женно и мучительно ищут своего места в жизни, хотят приносить людям пользу.

Казалось бы, князь Андрей, с раздражением слушавший Пьера, ничего не вынесет для себя из

этого разговора. Но встреча произвела сильное впечатление на обоих друзей. Для Пьера она стала ис-

точником сомнений в масонстве — через год или два он совсем отойдет от масонов. Князь Андрей, нао-

борот, вступит в ложу и вернется к деятельности. Как бы недоверчиво он ни слушал друга, «свидание с

Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во вну-

треннем мире его новая жизнь».

Читая об этом свидании, я всегда думаю вот что. Как часто мы боимся оскорбить горе, в которое

погружены наши друзья, боимся причинить им боль напоминанием о том, что жизнь продолжается, и

оставляем близких людей погруженными в отчаяние. А Пьер не побоялся — и оказался прав, это он со-

вершил тот толчок, без которого внутреннее возрождение князя Андрея было бы невозможно.

Может быть, старик Болконский и княжна Марья поняли это, ведь когда князь Андрей привез к

ним Пьера, отец и сестра Андрея были очень ласковы с гостем, а после его отъезда говорили о нем

только хорошее.

В своей «во внешности той же самой», но все-таки новой жизни, начавшейся после этой встречи,

князь Андрей быстро и успешно сделал все то, что не удалось Пьеру. «Одно именье его в триста душ

крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в дру-

гих барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи ро-

дильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте».

Нетрудно объяснить, почему так сложилось: князь Андрей «имел в высшей степени ту недоста-

вавшую Пьеру практическую цепкость, которая... давала движение делу».

Но ведь не только Пьер и князь Андрей стремились облегчить положение своих крестьян; такова

же была задача многих честных и умных помещиков; некоторые из них вошли потом в тайные обще-

ства, другие не вошли, но к реформам стремились. Пример Пьера и князя Андрея показывает, что круп-

ные преобразования не могут быть осуществлены отдельными людьми в отдельных поместьях: у одно-

го есть «практическая цепкость», у другого — нет, как бы ни было сильно его стремление делать добро.

Чтобы на самом деле изменить положение крестьян, нужно было общее для всей страны решение кре-

стьянского вопроса.

Может быть, князь Андрей понял это, когда решился уехать из своего имения в Петербург, войти

в комиссию Сперанского, подготавливающую государственные реформы. Деятельность комиссии Спе-

ранского тоже не удовлетворит его, и будет еще одно разочарование, и много, много еще впереди будет

надежд, огорчений, падений, взлетов — и у князя Андрея, и у Пьера. Но одно они оба сохранят — по-

стоянное стремление искать истину, добро и справедливость.

5. ВАСИЛИЙ ДЕНИСОВ