По страницам "Войны и мира"

что ведет себя постыдно, но уже не может изменить свой тон. Краснея, «с глупой, небрежной

улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить», развязным тоном Николай произносит:

«Что же делать! С кем это не случалось!» В душе он считает себя «негодяем, подлецом, который

целою жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца,

на коленях просить его прощения...»

Вы помните конец этой сцены? «Николай готовился на отпор», но отпора не было. Старый

граф едва не умер, услышав про сорок три тысячи, но и здесь он остался собой. «Да, да, — про-

говорил он, — трудно, я боюсь, трудно достать... с кем не бывало! да, с кем не бывало...»

Можно не любить Николая за многое, но здесь, в этой сцене, жалеешь и любишь его. «— Па-

пенька! па...пенька! — закричал он ему вслед, рыдая, — простите меня! — И, схватив руку отца, он

прижался к ней губами и заплакал».

Вернувшись в полк, Ростов «решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям». Может

быть, это первое по-настоящему взрослое его решение; и он выполнит его, но

жизнь пошлет его неискушенному уму новое испытание: случится беда с Денисовым.

Николай честный человек, мы много раз убеждались в этом. Он преодолел в себе трусость; он

презирал себя, когда расхвастался у Бориса; он не только мучительно пережил свой проигрыш, но

и нашел выход — ограничить себя во всем и вернуть долг родителям.

Да, он честен. Но оказывается, что быть только чест ным — мало, надо еще уметь размыш-

лять и рассуждать, и делать выводы, а этого-то не умеет и потому не любит Николай.

Как честный человек он бросается на помощь другу: едет к Денисову в госпиталь и оттуда от-

правляется в Тильзит искать царя, чтобы просить его помиловать Денисова.

Колесо истории тем временем резко повернулось. Проиграв французам сражение при Фрид-

ланде, Александр I понял, что воевать с Наполеоном ему не под силу, и решился на дружбу с ним.

Наполеону тоже была выгодна передышка. Оба императора встретились в Тильзите, имели долгую

беседу, после которой объявили себя друзьями. Вчерашний враг императора Александра и рода челове-

ческого, узурпатор, посланец дьявола Бонапарте сегодня стал царственным братом, императором Напо-

леоном. Борис Друбецкой, конечно, с легкостью принял эту перемену: в его доме уже собираются

французские офицеры, пьют и веселятся — он считает это естественным.

Но Николай Ростов, приехавший к Борису поздно вечером, переполненный впечатлениями

госпиталя, где никто не лечит живых и не убирает мертвых, озлобленный и огорченный делом Дени-

сова, — Николай с его природной честностью не может смотреть на французов без враждебности. В

эту встречу окончательно стало ясно, что Борис с Николаем разошлись навсегда и что рассчитывать

на помощь Бориса в деле Денисова безнадежно. Оставалось одно: прорываться к царю. Случай

помог — письмо удалось передать. Николай видел своими глазами, как появился царь, слышал свои-

49

ми ушами, как он ответил передавшему письмо генералу: «Не могу, генерал, и потому не могу, что

закон сильнее меня...»

Казалось бы, Николай, убежденный в правоте Денисова, знающий, кто такой Телянин, должен

возмутиться против всякого, кто не захочет восстановить справедливость. Но... «чувство восторга и

любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова», и, когда царь «поехал галопом по

улице, Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним».

Сейчас начнется торжественная церемония — демонстрация дружбы двух великих императоров.

Еще вчера стрелявшие друг в друга солдаты сегодня должны, по мнению своих повелителей,

чуть ли не брататься и уж во всяком случае мгновенно почувствовать себя союзниками. Пароль назна-

чается в один день: «Наполеон, Франция, храбрость», в другой — «Александр, Россия, величие»; На-

полеон награждает храбрейшего из русских солдат (называют ему, разумеется, первого попавшегося)

орденом Почетного Легиона; Александр в ответ посылает «Георгия самому храброму из француз-

ских гвардейцев...»

Отказ Александра I помиловать Денисова мог бы показаться справедливым; действительно,

закон должен быть сильнее царя. Но на фоне всей этой лживой пышности, этого парада, этой друж-

бы с вчерашним врагом проступок Денисова кажется таким незначительным, а громкие слова Алек-

сандра — такими лицемерными!

Даже Ростов чувствует неладное, в душе его — сумятица. «То ему вспоминался Денисов с

своим изменившимся выражением, с своею покорностью и весь госпиталь с этими оторванными рука-

ми и ногами, с этой грязью и болезнями... То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с

своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Алек-

сандр. Для чего же оторванные руки и ноги, убитые люди?.. Он заставал себя на таких странных

мыслях, что пугался их». (Курсив мой. — Н. Д.)

В том-то и дело, что, победив в себе страх перед пулями, Николай не научился побеждать

страх перед мыслями. Он б о и т с я д у м а т ь — это качество очень удобно его командирам и его импе-