По страницам "Войны и мира"

Нет. Он всю жизнь будет чувствовать себя счастливым и таких же вырастит детей; он никогда ни в чем

не раскается.

Чацкий был по-своему прав, когда говорил: «Молчалины блаженствуют на свете». Они блажен-

ствуют потому, что их счастье легко достижимо. Да, Берг счастлив. Но ведь нетрудно — добиться

его идеала счастья!

Вот он сидит, уже полковник, в «чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными

наперед височками, как носил государь Александр Павлович», в своем «новом, чистом, светлом, уб-

ранном бюстиками, и картинками, и новой мебелью кабинете», рядом красивая жена его в новой

кружевной пелеринке, какая была на княгине Юсуповой... К ним съезжаются гости, и Берг счастлив

оттого, что «вечер был как две капли похож на всякий другой вечер... все было, как и у всех», и

в серебряной корзинке были точно такие же печенья, «какие были у Паниных на вечере, все было

совершенно так же, как у других».

Этот идеал жизни враждебен Толстому прежде всего потому, что люди не должны б ы т ь оди-

наковыми. Стремление быть, как все, рождает мещанина, а мещанство, может быть, самая тяжкая

болезнь общества. Там, где граждане превратились в мещан, останавливается духовное развитие лю-

дей и страны, там невозможен прогресс.

Аккуратная и безобидная на первый взгляд психология Берга несет с собой гибель нрав-

ственности. Не спешите смеяться над Бергом — он не смешон, а страшен. И в особенности потому,

что его идеал счастья не умер, он есть и сегодня: красивая жена, новенькая с иголочки одежда, кварти-

ра — все, как у других, как у всех... Посмотрите вокруг себя — разве вы не видите людей, замол-

кающих, как только разговор не касается лично их, истово убежденных, что главное в жизни —

их благополучие и продвижение по службе. Загляните в свою душу — вы уверены, что там не при-

таился Берг? Кто изгонит его, кто защитит вас от него, если не вы сами?

52

8. НАТАША

Вы помните, как она появляется впервые: «бег. . нескольких мужских и женских ног, грохот за-

цепленного и поваленного стула» — и вот она: «в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка,

запахнув что-то короткою кисейного юбкою, и остановилась посередине комнаты. Очевидно

было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко».

«Нечаянно, с нерассчитанного бега» она будет поступать не раз, и мы будем все больше любить

ее именно за эту нерассчитанность поступков.

«Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка» — много раз Толстой беспо-

щадно подчеркнет, что Наташа далеко не всегда красива; она не Элен; она бывает просто дурна, по-

чти уродлива, а бывает прекрасна, потому что ее красота — от внутреннего огня оживления, от ду -

шевной переполненности, которая не всегда открыта постороннему глазу.

Непрестанно в ней идет какая-то своя жизнь, и свет этой внутренней жизни падает на Соню и

Бориса, отражается в Николае и Пете, радует старого графа, волнует его жену; одна только Вера

холодно, раздраженно и благоразумно осуждает Наташу: «Уж я, верно, не стану перед гостями бе-

гать за молодым человеком...»

В тринадцать лет Наташа хочет быть взрослой, как все девочки в тринадцать лет. Она боится

упустить что-то из манящей и недоступной жизни взрослых; ей надо скорей, немедленно все решить

и определить.

«— ...Так кончено?

И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.

— Конечно! — сказал Борис.

—

Навсегда? — сказала девочка. — До самой смерти?

И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную».

Так началась ее жизнь. В тот же день, во время обеда, «Наташа... глядела на Бориса, как гля-

дят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в

которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера...»

Рядом сидит Соня и так же смотрит на Николая — она пронесет через всю жизнь свою родив-

шуюся в детстве любовь к нему; все в ее жизни будет правильно — слишком правильно и потому

бедно. А Наташа, в своих заблуждениях и горестях, не растеряет, а увеличит свое душевное богат-

ство и в конце концов принесет его тому самому Пьеру, на которого сегодня случайно обращается

ее оживленный взгляд.

Она переполнена жаждой жизни — вот в чем секрет ее очарования. За один только день

своих именин она успевает пережить и перечувствовать столько, что другой девочке хватило бы на

полгода. С ней происходит так много событий, потому что она жадно ищет их.

Еще утром она бегала по дому с куклой и беспричинно смеялась, спрятав лицо в одежде мате-

ри. Потом подсматривала и подслушивала разговор Николая и Сони — это нехорошо, Наташа знает,

что нехорошо, но не может удержаться — очень интересно! Потом было объяснение с Борисом, и все

решилось навсегда, и это было счастье. За обедом она поспорила с Петей, что при всех взрослых го-

стях спросит, какое будет пирожное, — и спросила, и пререкалась через стол с самой Марьей

Дмитриевной, которой все боятся, а Наташа не боится.