По строкам лавандовых книг. Часть 2

Маленькая я натягивала на себя лучшее мамино платье, шляпку из-под которой едва выглядывал нос, красила губы и представляла, как манерно закидываю чемодан в поезд, опираясь на руку проводника, поднимаюсь в купе и занимаю лучшее место. В своих мечтах я лениво провожала глазами плывущие мимо сосны и отпивала маленькими глоточками горячий чай из стеклянного стакана с тоненькой металлической ручкой. Я должна была уехать от нищеты, Матиса, социального неравенства, унижений и лавандовых кошмаров, но увы, моё первое путешествие на поезде не так романтично.

Вряд ли хоть что-нибудь из вышеуказанного списка сегодня может меня тревожить. Да и я стала слишком взрослой, чтобы верить, что поезд может увезти от проблем и печалей. Этот поезд наоборот везет меня в самый эпицентр новых страхов о которых я ещё не знаю. Вместо почтительного проводника, что заботливо подаст руку, я получаю толчок в спину и требовательное «быстрее!», от чего ноги, цепляясь об юбку, соскальзывают со ступеньки. Прим бросает резкий взгляд, но не на меня, а на стражника, что стал причиной моего практически падения.

Купе вагона оказалось гораздо большим чем я себе его представляла. Стоило нам переступить порог, охраняемые двери в оба направления вагона защелкнулись. Мы остались вдвоем, словно заперты в банку, под пристальным взглядом любопытного мальчишки, что сквозь стекло рассматривает добычу в размере двух жуков.

Именно жуком я сейчас себя и чувствую. Маленьким и абсолютно зависимым от мальчишки и его правил игры, ради которой он всё утро сидел в траве, охотился на жертву. Есть множество классических сюжетов развития этой игры: нас будут держать в банке наблюдая, как из-за отсутствия кислорода мы медленно задыхаемся, а тогда банку станут потряхивать периодически, проверяя конец это, или лапки жуков ещё шевелятся, а ещё можно достать жуков и по одной отрывать лапки устраивая гонки, делать ставки на то, сколько лапок должно остаться, чтобы жук продолжал ползти вперед в попытке скрыться, убежать, или уползти прочь от мучительной игры.

По обе стороны от небольшого деревянного столика встроенного в сам вагон расположены два кожаных дивана. Я сажусь на один из них, придвигаясь близко к окну, чтобы ничего не пропустить, когда мы поедем. Запах кожи резкий, будто вагон совсем новенький и вовсе не предназначен для перевозки заключенных. Тут нет никаких решеток, а хрустальная подвеска на потолке вместо люстры настолько элегантно сочетается с ажурными занавесками цвета слоновой кости, что в целом создает впечатление кусочка богемной жизни, о которой я ранее только слышала, а представить было сложно, ведь тот или иной образ в фантазиях состоит из тысячи отдельных мелочей, что в целом можно собрать воедино. Для меня даже эти отдельные мелочи всегда оставались табу.

Кожа обтягивающая диван на ощупь, как глянцевая поверхность новенького журнала: скользкая, но стоит чуть сильнее придавить пальцем и чувствуется липкость, но только в момент прикосновения. Пальцы непроизвольно скользят по дивану монотонно поглаживая его, кажется, это успокаивает. Мой взгляд прикован к одному объекту интерьера, висящему на стене – тоненькому как стеклышко без рамки экрану телевизора. На самом деле я не уверена, что это телевизор. У Лендера в кабинете был совсем другой, на нём была кнопка, широкая рамка, и при желании он мог стать на стол. Что же это может быть если не экран?

Поезд тронулся беззвучно и ни капли не ощутимо, только человечки в форме поплыли за окном превращаясь из четких очертаний людей в маленькие точки. Щелчок и тоненький писк – раздражающий звук – доносится ниоткуда и со всех щелей одновременно. Он заставляет меня закрыть уши руками, а Прим, наконец-то посмотреть на меня.

Телевизор моргает синей картинкой, на экране появляется красивая женщина на фоне арки из живых вьющихся роз неестественно малинового цвета. У моей мамы наверняка бы нашлось какое-нибудь мало популярное название, из серии «фуксия» или «электрик» не только для роз, но и цвету волос эпатажной дамы с экрана. Сложно определить красивая она или нет, так как количество чудных красок и украшений на том небольшом её участке, что поместился в кадр, ярче и больше, чем елочных игрушек на сосне в последний новый год, что я помню. Пудра плотным слоем белой, как известь, косметики скрывает не только её кожу, но и наверняка имеющиеся морщины. Брови настолько густые, что их удалось уложить ажурными узором, кружевной линией, о которую шлепают длинные наклеенные, а может и того хуже – нарощенные ресницы.

Ресницы женщины с экрана напомнили мне о пони, на котором мама водила меня по выходным кататься на набережную. Маленькую лошадку звали Люси, а её немолодого, но красивого хозяина Бо. Благодаря его неоднозначной симпатии к матери мне было разрешено кататься на Люси сколько угодно, абсолютно бесплатно, но только по воскресеньям. От тяжести огромных ресниц, Люси, точно так же, как эта милая дама с экрана, хлопала глазами немного таращив их.