По строкам лавандовых книг. Часть 2

– Ты прекрасно знаешь каким было моё решение! ― Непривычно слышать, как он на меня кричит ― Но нет! Упрямая Лаванда не любит, когда люди вокруг имеют своё мнение. Нет! В мире существует только два мнения: Лаванды и неправильное! Поэтому ты нашла способ вынудить меня подписаться на эту чертовщину. Или ты хочешь сказать, не знала, что я не допущу чтобы твоя смерть была на моей совести?

– Да я уже запуталась в том, что знаю о тебе, а что нет, Прим! Понятно?! Я думала, знаю про твои чувства ко мне! Что ты лю…

Эмоции бьют через край, бездумно бросаю слова один за другим, просто первое, что приходит в голову, но не могу выдавить из себя это слово. Как глупо было думать, что он любит меня. Я сломала нашу дружбу и разрушила их отношения с Триш, а теперь хочу, чтобы он меня любил. Глупо. Эгоизм съел не только меня, но и доброе отношение ко мне близких людей.

– Я… Я думала, мы друзья, как и прежде… ― тихо срывается с губ.

Горький ком подкатывает к горлу наливая глаза слезами. Я отворачиваюсь к окну и прячу чувства за стеклом, глубоко в лесу.

– Не понимаю… С чего бы нам быть друзьями, после того как ты поступила со мной. Я бы ни за что на свете… никогда в жизни… не связался с тобой, если только знал бы, какая ты стерва…

Каждое слово, брошенное мне в лицо, пропитано ненавистью. Прим вытирает салфеткой рот, демонстративно бросает её в тарелку и выходит за дверь. Оставшись одна, я повторяю каждое острое слово, что как осколок стекла режет меня изнутри.

«Ни за что». «Никогда». «Не связался».

Подпираю коленями голову и уткнувшись в них носом наконец-то даю волю слезам. Впервые с момента, как я пришла в себя после лавандового кошмара мне захотелось, так сильно, как никогда прежде, очутиться в уютных, надежных объятиях Джудина, услышать такое родное «детка», почувствовать запах терпкого одеколона, возможно даже разрешить ему принять любое решение за меня. Он был моей защитой, единственный человек в мире, кто мог обо мне позаботиться и делал это всегда, даже больше, чем я позволяла. Знает ли он о моем предательстве? Возможно всё эти слова: «ни за что», «никогда», он так же, как и Прим мечтает бросить в красках чувств ненависти и злости мне в лицо, вот только не имеет возможности. Сейчас я хочу побыть маленькой девочкой в руках у любящего человека, почувствовать себя защищенной хоть на пару минут в этой багровой, как узоры на стене «могилы», жизни.

Лужа соленых слез намочила подол платья. Пожалев себя немного, я всё же осиливаю обед и ложусь, свернувшись клубочком на диван. Пытаюсь изнутри согреть измотанную душу картинками из счастливого прошлого.

Прим так и не вернулся, за что я ему благодарна. Одно его присутствие заполнило бы под завязку всё купе, тяжестью ощущения полноты определения «жалкая», что после всех заслуженных оскорблений полностью соответствует мне.

Счастливые картинки памяти: вот мы с Мэл играем с завтраком выдавливая из мякиша хлеба заглавную букву её имени; маленький сверток с розовым носиком и едва покрытой пушком макушкой лежит у меня на руках; все целуют меня с тортом в руках, поздравляя с днем рождения; Вериния плетет косу, рассказывая о своем свидании; Джудин гладит волосы уткнувшись носом в висок, я чувствую тепло его дыхания; жаркое воскресенье июля, мама ведет меня за руку на праздник Нептуна.

Глаза закрываются, тело становится тяжелым. Кусочки памяти перетекают в нелепые сюжеты сновидений, что сложно связать воедино. И даже во сне я боюсь своих снов. Снов с лавандовым цветом. Снов, от которых болеет моя душа. Снов, что воруют отрывки моей жизни.

Глава 5

Я боюсь спать с тех пор как оказалось, что могу проснуться спустя полгода, хотя фактически сон длится несколько часов. Сновидения этой ночью больше похожи на жемчужное ожерелье, где картинки из прошлого нанизываются одна за другой на длинную нить моей тонкой и надорванной местами психики, накаляя внутренние страхи. Стражник будит меня около одиннадцати утра, перед самым приездом в Монтис. С момента восстания и провозглашения себя народной республикой, Ореон присвоил Монтису звание столицы. Город миллионник, один из немногих на территории ранее целостного Патриума стоит у подножия высокой горы в окружении леса. Окружающие Монтис шахты являются единственным кормильцем всего восточного региона. После оккупации нестабильная экономика Патриума пошатнулась ещё больше, слишком велики потери промышленности.