От ужина я отказываюсь, как и выходить из комнаты. Руд настойчиво просит выпить хотя бы чай, а я обещаю, что, если проголодаюсь, обязательно съем что-то перед сном. Мне оставляют стакан холодного молока и слойку с абрикосом. Удивительно, что никто не тащил меня за косы к столу, ведь за ужином обсуждалось, кто, как и за кем будет выступать на балу. Похоже утренняя истерика убедила Руд оставить меня на время в покое. Я снова ловлю себя на мысли о её добрых намерениях по отношению ко мне.
Наступил долгожданный отбой, этаж опустел и затих. Я приняла душ, надела самое нелепое, но удобные для сна белье (белое с большими розочками, точно, как шторы у Лидочки на кухне), широкую спальную майку на тоненьких лямках, и заняла удобное место в центре огромной кровати на скомканном одеяле. Свет приглушенного бра создаёт уют. Дабы не казалось, что я как бывалый любитель стаканчика пью в одиночку, тихонько включаю радио.
Глоточек рома: чувствую, как безмятежное тепло разливается в груди. Кажется, я уже сто лет не пила алкоголь, а крепкий алкоголь и того дольше. Вкус резкий, обжигает горло и рот, но стоит горячей струе опуститься в пустой желудок, как волшебная легкость бьет в голову. Ещё глоточек и ещё. Музыкальные ноты из радио не такие веселые, как на дискотеке, но судя по здешней моде на серый и всепоглощающе консервативный стиль, куда лучше, чем я ожидала.
Надпив три пальца ниже горлышка, я невольно начинаю подпевать нелепые слова, что с трудом отпечатываются в слегка затуманенном разуме. По телу ползут маленькие иголочки. Плавной волной они отбиваются особой колкостью в кончиках пальцев и бегут обратно к шее, провоцируя кожу встать дыбом. Чувство окрылённости и веселья накрывает с головой с каждым новым глотком. Я одна, в огромной спальне и до утра никто меня не будет беспокоить!
Крепко сжимаю в левой руке тяжелую бутылку рома, встаю ногами на диван, надпиваю малюсеньким глоточком гадкую жидкость и даю волю телу нелепо двигаться, изображая не столько танцы, сколько дёргание и прыгание, но какая к черту разница, что я делаю и как это выглядит! Это завтра мне будут говорить: как стоять, как улыбаться, куда поставить левую ногу, правую, и как повернуть лицо, а сегодня я могу делать что угодно.
Глоточек. Глоток. И ещё. Я танцую, дергаюсь под музыку всем телом и напеваю мотивы одной только «на-на-на», как вдруг меня пугает глухой стук в полую стену. Прим с тарелкой в руках, замер с выпученными глазами, на тарелке одиноко лежит немного надкусанная слойка, а во рту уголок слоеного теста.
– Что ты делаешь? – бубнит с набитым ртом.
Я прячу за спину бутылку. Пытаюсь ответить, но речевая деятельность уже порядком отстает от мыслей.
– Ааа… А на что это похоже? – растеряно мычу я.
– То, на что это не может быть похоже на самом деле, поэтому… я решил переспросить.
Неуверенно дожевывая остатки слойки, Прим заикается на каждом слове, переминается с ноги на ногу, но, несмотря на растерянный вид, явно готов рассмеяться. Я достаю из-за спины алкоголь, в существование которого действительно сложно поверить и строю смешную рожицу.
– Я тренируюсь в актерском мастерстве. Примеряю на себя роль пирата!
Я делаю глоток в закрепление сказанного, кривлюсь от горечи во рту и говорю хриплым пиратским голосом:
– Тысяча чертей!
Парень со всех сил сдерживается, но в итоге все же давится заливистым смехом и роняет слойку на пол, от чего мы взахлеб смеемся оба.
– Пират, ты в одних трусах! ― сквозь смех говорит Прим.
– Да ладно тебе! Я люблю спать без пижамы, ты же знаешь. Тебя, кстати, это никогда не смущало. Мы же спали под одним одеялом, забыл?!
Завалившись с грохотом на кровать, я складываю под собой ноги и делают ещё один глоток. Прим садится напротив, берет у меня из рук бутылку и повторяет в трехкратном размере.
– Я хотел с тобой поговорить…
Пришел долгожданный момент, когда мы можем просто поговорить, но я, как обычно, всё порчу. Количество выпитого алкоголя на голодный желудок вряд ли позволит мне достойно себя вести и не наломать ещё больше дров, поэтому пытаюсь спрятаться за ширмой дурачества, оттягивая серьезные темы на трезвый день. Делаю музыку громче, встаю на ноги и абсолютно по-дурацки танцую. Мягкий матрац засасывает ноги, держать равновесие невыносимо сложно из-за чего мои виляния бедрами и плечами со стороны кажутся ещё смешнее. Прим пытается оставаться серьезным и продолжает попытки завести разговор.
– Ты знаешь, наверное Руд права и нам не стоит…
Точно певчая птичка я вывожу невпопад несложные ноты и всеми возможными жестами, что приходят в голову, призываю его присоединиться к танцам, вместо серьезных бесед.
– Я не слышу тебя! Иди ко мне! Давай танцевать!