По строкам лавандовых книг. Часть 2

Последние слова с его уст звучат как сожаление. Словно он не осуждает меня вовсе за смерть его рядового, а жалеет, как ребенка, который случайно не рассчитал силу и задушил недельного цыпленка. Я поднимаю с пола медицинскую сумку и покорно следую за стражником.

Глава 2

Полевой госпиталь находится не в цеху и даже не возле барака – это натянутый шатер, достаточно отдаленный от штаба. Раненых не меньше трех десятков. Раны абсолютно разной сложности, начиная от пуль в мышечных тканях, заканчивая гниющими зияющими дырами в теле, что вот-вот и перерастут в гангрену. Примуса среди них нет.

Интересно, где он? Дал ли он уже свой отрицательный ответ майору? Военный устав у Прим в крови. Он никогда не согласится на подобную сделку с совестью и никогда не предаст свои идеалы ради парочки дополнительных дней на этом свете. Надо быть совсем глупцом, чтобы не понимать, что предателями Патриума закрывают самые горячие дыры на передовой, сохраняя так жизни своим.

Одному за другим я обрабатываю больным раны. «Какие мерзкие двойные стандарты», – сказал бы глядя на это Прим. Ещё вчера я стреляла по ним, одного даже убила, а сегодня спасаю жизни и облегчаю им боль. Приспосабливаться к ситуации – мой единственный талант, если разобраться. Но иногда, этот талант мне видится побочным эффектом психической хвори: больное сознание украшает любые события и помогает приспособиться к новым обстоятельствам. Вот только это действие временно… Наступает момент взрыва и всё – реальности больше нет, есть только лавандовая бездна, убивающие фантазии и временные дыры в памяти, словно психоз сам определяет, что оставить мне, а что украсть, будто и не было вовсе.

В одном из отсеков полевого госпиталя слышится смех. Сразу видно, соседи по больничным койкам имеют преимущественно легкие ранения, вот и сохранили хорошее настроение и силы для разговоров. Почему-то голос одного из парней кажется мне знакомым.

– О! Новую медсестричку прислали, ― кивает в мою сторону один из друзей.

– И уж куда симпатичней нашего старого Бора, ― поддерживает его сосед.

Я подхожу ближе, усаживаюсь на край кровати.

– Покажи руку, ― говорю самому шумному бойцу.

Парень смотрит на меня и невозмутимо улыбается. Первое, что бросается в глаза – уродливый шрам вокруг глаза и на лбу. Я знаю его! Мы пристально смотрим друг на друга, и я узнаю в нём пьяного пограничника, что получил битой бутылкой в глаз.

На мгновение перед глазами промелькнул день нашей первой встречи. Я буквально \ вижу, как достаю осколки из окровавленной плоти, обрабатываю рану единственным доступным в баре антисептиком – водкой. Интересно, а что он видит сейчас? Возможно ли вообще в таком состоянии алкогольного опьянения запомнить проходящую мимо официантку? Надеюсь, что нет.

– Старая рана, но никак не заживет, ― говорит он, морщит от боли нос и снимает повязку с плеча.

Рана взялась гнилой коркой из-за неправильного ухода. На соседних двух койках солдаты с повязками на том же месте.

– Ничего, мы всё поправим сейчас. Через несколько дней боль уйдет, ― успокаиваю старого знакомого. ― Хм… Какое точное попадание, ― разглядывая рану бормочу себе под нос, ― не задеты ни связки, ни кость. Такое редко увидишь. Рана заживет, будешь как новенький.

Открываю рану следующего солдата и вижу ту же картину. Словно стрелок умышленно целился в точку, что выведет из боевого строя, но особо не навредит. Если бы я не видела, как Корп отправил пулю в лоб сбитым мною снайперам в лесу, подумала бы, что это те самые стрелки. Уверена, мой выстрел пришелся именно в эту точку предплечья.

– Точное попадание? ― насмешливо переспрашивает пациент. ― Ну понятно, что может девчонка понимать в стрельбе! ― умничает, пренебрежительно отмахиваясь от меня рукой. ― Как только таких стрелков Патриум терпит?! Да он же из трех выстрелов не попал в цель ни разу! Хотя я даже благодарен тому кудрявому, был бы он метким, я бы здесь сейчас не сидел.

Солдат виновато опускает глаза в пол, на его лице пробегает сожаление.

– А может, он просто не смог выстрелить в цель… ― еле слышно бурчит себе под нос мой старый знакомый. От его высокомерного тона не осталось и следа.

Я заканчиваю перевязывать последнего из друзей по несчастью, собираю инструменты и грязные бинты в судок с медикаментами, включаю всё своё женское обаяние, игриво улыбаюсь и будто невзначай кладу руку на колено солдату с отвратительным шрамом.

– Ну что ж бойцы, скоро будете снова радовать нас своей храбростью в бою, ― улыбаюсь и перевожу соблазнительный взгляд на свою жертву. ― Ты не мог бы мне помочь с бинтами? Донести к раковине в конце шатра, у меня рук не хватит.