По ту сторону

— Слушай, Вован! Ты, похоже, шибко грамотный. Ну-ка, скажи навскидку, сколько раз хан Тохтамыш ходил завоёвывать трон Золотой орды?

— Н-ну-у… Кажется, раз восемнадцать…

— Вот и неправильно — всего-то раз семь. А Куликовская битва у него какая попытка по счёту?

— Не пудри мне мозги, ладно? Он в ней сам-то не участвовал. Дмитрий Донской захотел прогнуться перед будущим золотоордынским ханом и вывел своих смердов в чисто поле — на убой. Потом оказалось, что он это сделал зря. Может, эта попытка Тохтамыша вообще в счёт не входит?

— Нет, ну какой же ты нудный, Вован! Мы — великий народ! Спорить будешь?

— Не-а…

— У нас замечательная история, исполненная всяческих побед и подвигов! Спорить будешь?

— Не-а…

— Мы — народ избранный, предназначенный исполнить великую миссию! Спорить будешь?

— А надо? И вообще: «мы» — это кто?

Серёга ухмыльнулся и ударил себя кулаком в грудь:

— Мы — это простые русские люди! Вам, живущим в московских квартирах — пидарасам, студентам, жидам — не понять красоты того мира, где бродить только нам — мужикам!

— Слушай, — вздохнул я, — ты хоть Макаревича не трогай, ладно? А то ведь, и правда, вспомню молодость и в рыло дам… А вообще, мне кажется, что к нам идут.

— Это где? — заинтересовался вундеркинд.

— Да вон. Где-то я их уже видел. А ты?

К нам приближались два человека. Один был низкорослый и поперёк себя шире. В семейных трусах. А другой — довольно длинный и вроде как стройный. В черных плавках. По мере приближения стало видно, что длинному, наверное, где-то между тридцатью и сорока, он ярко выраженный европеоид славянского типа. Второй персонаж казался низкорослым, вероятно, только рядом со своим напарником — на самом деле он, наверное, был нормального роста, то есть с меня или чуть ниже. Возраст этого человека я оценить затруднялся, поскольку лицо у него было, мягко выражаясь, своеобразным, а тело покрывали бурые волосы, под которыми бугрились мышцы. Длинный атлетом не выглядел, но он явно начинал свой день не с кружки пива — сала под кожей почти не было, одни мышцы.

Серёга посмотрел в указанную сторону и как-то скис:

— Во, блин… Сосед снизу и его корефан. Бить, наверное, будут…

Похоже, эти ребята ничего не боялись и чувствовали себя хозяевами положения. Подойдя к нам, длинный сел на песок и принял «позу лотоса». Коротышка просто опустился на корточки — кажется, в такой позе ему было вполне комфортно. Они стали нас разглядывать и обмениваться впечатлениями:

— Где-то я их уже видел…

— Ну да, — кивнул длинный, — когда ты табуреткой махать начал, они и появились.

— Натан Петрович, — вежливо сказал коротышка, — вы же понимаете, что я обычно никого не бью табуретками. Это был отвлекающий манёвр.

— Александр Иванович, мать твою ети! Захотел меня испугать табуреткой?! Впрочем, у тебя получилось… Лучше скажи мне, с какого переляку мы тут оказались?

— Как интересно! — пожал могучими плечами коротышка. — Я думал, ты мне ответишь, а ты меня же и спрашиваешь! Идеи есть?

— Есть, — кивнул лысеющей головой длинный. — Вот эти два га-аспа-адина явно причастны к данной кол-лизии.

— И что теперь?

— Что-что… Поделим поровну: я беру большого, а ты мелкого. Отводим их в разные стороны и проводим собеседование. Только кости лучше сразу не ломать — только суставы выворачивать и жилы тянуть. Потом мы сходимся и сверяем показания. Если будут несовпадения, то мы поменяемся клиентами и опять разойдёмся. Потом сойдёмся и опять сверимся. И в завершение — по доброй петровской традиции — даём финальный аккорд. Тут уж можно и кости ломать, и кишки вытягивать. То, что получится в итоге, можно будет считать правдой — подлинной.

— До чего же злы эти русские интеллигенты, — печально вздохнул коротышка. — Нет бы по-человечьи — кулаком в рыло, ногой по рёбрам… И так до вечера. А утром снова.

Я слушал этот неспешный диалог и грустно осознавал, что да: эти — могут. И противопоставить им нечего. И бежать вроде бы тоже некуда. Единственное, что вселяло слабую надежду, их манера обращаться друг к другу по имени-отчеству. Может, не совсем отморозки?

— Я бы на вашем месте не поминал русских интеллигентов, — задумчиво сказал длинный. — А то огребёшь. Незабвенный Л. Н. Гумилёв обижался на такие ругательства. У меня, между прочим, профессия есть. Точнее, их пять. В отличие от вас, преп несчастный!

— От такого слышу! — среагировал коротышка. — Кто из нас дольше в школе отработал, а? То-то…

— Но ты же ни хрена не рубишь! — возмутился длинный. — Ну, сам прикинь: если человеку хорошо дать в рыло, то какой смысл его потом месить ногами?

— Ну, таки да, — неохотно признал коротышка. — В рыло лучше сразу не бить. Сотрясение мозга, то-сё… Это редкий случай, когда вы таки правы, Натан Петрович. Выворачивать суставы лучше.

— Во, хоть раз согласился! — обрадовался длинный. — А чо ты, Александр Иваныч, под еврея молотишь? Ты ж вообще неандерталец!

— На себя посмотри! — обиженно сказал коротышка. — Так чего с этими делать будем?

— Как чего?! — искренне удивился длинный. — Сначала бить, потом на куски резать. И жарить на медленном огне.