По ту сторону

И он много знал таких примеров, когда самые обыкновенные, скучные люди вдруг совершали героические поступки. Это время облагораживает людей и дает новый цвет вещам. Теперь в самом захолустном, засиженном мухами городишке есть свои герои, мученики и победы. Раньше дома, деревья, улицы существовали сами по себе, а теперь они взяты с бою, и каждый уличный столб является добычей.

И если бы Безайс мог выбирать, когда жить - сейчас или при коммунизме, он, не задумываясь, выбрал бы нынешнее время.

- Коммунизм, - сказал он, - будет продолжаться, может быть, сотни лет, а эти годы уже кончаются, и мы с тобой сейчас гонимся за ними, чтобы взглянуть на них в последний раз. Это - последнее свиданье, - они уходят - и восемнадцатый, и девятнадцатый, и двадцатый. Их дело кончено, они стоят в передней, надевают калоши и говорят: "Ну, ребята, всего хорошего".

Матвеев приготовился было возражать, но в это время вскипел чай. Они сели завтракать, потом снова повалились на шинели и пролежали несколько часов. Поезд все еще не трогался.

- Надо бы пойти посмотреть, в чем дело, - сказал наконец Матвеев. - С самого утра стоит, проклятый.

- Вот ты и пойди.

- Я не нанимался ходить. А тебе трудно встать?

- Может быть, и нетрудно. Но мне неприятно смотреть на твое безделье. Вместо того чтобы безнравственно валяться и прожигать жизнь, ты бы за водой сходил. Чья сегодня очередь?

- За водой я схожу, не беспокойся. А вот надо пойти на станцию и узнать, почему мы стоим. Пойди, Безайс, не валяй дурака.

- Вот еще! Сам пойди.

Они препирались еще несколько минут, но так и не пошли.

- Я не намерен убивать себя работой, пока ты будешь валяться, - заявил Безайс.

Тогда Матвеев отвернулся и заснул. Безайс подождал немного, сел за рояль, сыграл марш покойников, потом разбудил Матвеева, чтобы он пошел на станцию, но Матвеев опять заснул. От него невозможно было добиться ни одного разумного слова. Безайс лег около печки и, разглядывая символическую девицу на плакате, начал обдумывать, сколько метров сделала минутная стрелка его часов со времени отъезда из Москвы.

- Предположим, - напряженно шептал он, - что часы в окружности пять сантиметров. Так. Значит, в день стрелка проходит сто двадцать сантиметров. Хорошо. Значит, в месяц она проходит...

Он долго трудился, умножая, но путался в нулях и принимался умножать сначала. Выходило, что стрелка прошла тридцать шесть метров. Он снова начал будить Матвеева - толкал его, перекатывал с боку на бок и хлопал ладонями над ухом.

- Знаешь, с момента отъезда из Москвы минутная стрелка моих часов прошла тридцать шесть метров, - торопливо сказал он, когда Матвеев приоткрыл глаза.

- Я так и думал, - пробормотал Матвеев, снова засыпая.

Это становилось совсем скучным. Подождав немного, Безайс решил пойти на станцию. Он встал, оделся и вылез из вагона, но через минуту ворвался обратно и набросился на Матвеева.

- Вставай! - кричал он изо всех сил. - Вставай сейчас же, слышишь? Мы с тобой поезд проспали! Да очнись ты! Он ушел.

- Кто ушел?

- Поезд.

- Куда?

- Ну, я почем знаю? Наверное, в Хабаровск.

Матвеев опять лег.

- Знаем мы эти шутки, - сказал он с глубокой уверенностью. - Это для дураков.

- Да честное слово, я тебе говорю! Поворачивайся скорей. Наш вагон стоит совершенно один, а поезда нет.

Матвеев сел.

- Безайс, ты врешь, - сказал он с беспокойством.

- Ну, пойди и посмотри.

Матвеев оделся, вышел и увидел, что Безайс говорит правду. Поезда не было, - их вагон стоял на путях один, и негры скалили зубы, точно потешаясь над ними. Напротив стояла крошечная станция с ржавой вывеской и зеленым колоколом, заметенная снегом почти до крыши; вокруг, насколько хватал глаз, были снег и горы.

Вдвоем они кинулись на станцию, ворвались в ободранную комнату и нашли там высохшего, морщинистого человека с большими круглыми ушами. Он возился на полу, починяя табуретку, и весь был увешан стружками. В углу, за невысокой загородкой, стояла серая коза и жевала сено.

- Кто отцепил вагон? - заревел Матвеев. - Вы кто такой? Где комендант?

Человек поднялся на четвереньки и взглянул на них сумасшедшими глазами.

- Кто отцепил вагон, я спрашиваю?

Они напугали дежурного своим криком, мандатами и буйными требованиями. На забытом, потерянном в снегах полустанке давно уже никто не говорил громким голосом. Они свалились сюда, как внезапное бедствие, и перевернули вверх дном тихий зимний день.

- Сию минуту, - говорил дежурный, стараясь скрыть волнение неловкой и жалкой улыбкой. - Только одну минутку...

Он ушел, шаркая подошвами, и вскоре вытащил заспанного мужчину с большой бородой. Мужчина застегивал подтяжки и зевал, показывая страшные зубы.

- Ну, отцепили, - говорил он, закрывая ладонью рот. - Чего? Ну, я отцепил. Потому что рессора сломалась. Значит, нужно. Тележка вся на левую сторону села.

- Какая рессора?

- Какая, - обыкновенная.

- Так почему вы нас не разбудили?

- Вот и не разбудили.