По ту сторону Алой Реки

Свистнула стрела, пронзив лапу белого. Волк взвыл, превратился в летучую мышь. Крылья трепыхались, унося тщедушное тельце от поселка. Левмир выстрелил вслед, но мышь пропала из виду.

— Он даже не умеет умножать сущности! — воскликнула девочка, снова став сама собой. — Так испугался… Решил, видно, что тут много вампиров!

Смеялась, трясясь от пережитого страха.

— А если бы он бросился на тебя? — улыбнулся Левмир, обнимая И.

— А если бы он бросился на тебя? — отозвалась девочка.

Смотрели в глаза друг другу и не искали других слов. Белки глаз И постепенно чернели. Левмир закатал рукав.

— Пей.

И прильнула губами к запястью. Левмир зажмурился. Не в первый раз удивительное чувство одолевает, кружит в водовороте, поднимает к небу и бросает вниз, но привыкнуть невозможно. Всем сердцем хочется дойти до конца, умереть, а потом — потом вкусить сладостной, прекрасной крови И, воскреснуть для новой жизни…

— Все! — Девочка улыбнулась и зажала ранку платком. Крошечные отверстия от ее укуса затягивались мгновенно, а еле заметные точки пропадали чуть позже. Левмир вернул платок, на котором не осталось и пятнышка.

— Что скажем Сардату?

— Правду, — пожала плечами И. — Ты ранил его стрелой, и он сбежал.

* * *

Рассказывать ничего не пришлось. Стоило Левмиру с И зайти внутрь, как на них набросилась мать Сардата.

— Ну, мы тут страху натерпелись! Живы? Здоровы? Кабур все рассказал!

— Что рассказал? — захлопала глазами И. Посмотрела на посеревшее лицо Кабура.

— Как твой дружочек метко стреляет, — улыбнулся старик. — Напугался, кровопийца, и улетел себе за реку. Туда и дорога.

Россак, Гидар и Кутаз нерешительно улыбались, только на лице Сардата застыло угрюмое выражение.

— Он ведь вернется. — В голосе лишь полунамеком затаилась вопросительная нотка. И кивнула.

— Ему больше некуда идти. Но у нас будет день…

— Для чего?

— Чтобы найти его и убить, — резко сказал Левмир.

Стало тихо. Мужчины избегали смотреть друг другу в глаза. Только Сардат не опустил головы.

— Почему днем? — спросил он. — Почему сегодня мы должны были сидеть здесь?

— Потому что ночь — его время. Он может менять форму, подкрадываться незаметно и убивать. Может стать туманом, волком, летучей мышью. Ночью сила вампира огромна. Но днем он закован в одну форму.

Сардат не отводил взгляда от лица Левмира.

— Почему тогда вы не боялись? Зачем потащил девчонку?

И стиснула руку Левмира. Ладошка вспотела. Как они могли не подумать об этом?

— Потому что мы сталкивались с ними, — пояснил Левмир. — Знали, чего ждать.

— И вот так запросто отправились рисковать жизнями за поселок, в котором живете меньше месяца?

Кабур тростью стукнул Сардата по плечу.

— Нет чтоб спасибо сказать! Развел тут допросы.

Сардат не обратил внимания на старика. Медленно вынул из-за пояса нож.

— Возьми, — протянул Левмиру.

— Чего ты хочешь? — нахмурился тот, приняв нож.

— Слышал, на вампирах все моментом заживает. Давай, резани чуток, если не страшно.

Левмир положил нож на стол и закатал рукава.

— Смотри.

Все уставились на его руки, сплошь покрытые подживающими царапинами и синяками.

— Ладно тебе, Сардат, хватит, — пробурчал Гидар.

— Или хочешь, чтобы я ее порезал? — спросил Левмир, кивнув на притихшую И. — Тут уж давай сам. Но сначала меня придется убить.

— А ну прекратите! — подскочила мать Сардата. — Хватит! Не хватало еще между собой передраться — только вампира спровадили! Хватит! Посидели — пора и поспать. Гости дорогие, расходитесь. А ты, — повернулась она к сыну, — пошел баню топить. Днем, на помывке будешь командира из себя строить, а тут пока я хозяйка! Сам-то себе даже портки постирать не в состоянии, а командовать горазд.

Гости, посмеиваясь, прощались и уходили. Неприятный момент постепенно сглаживался. Сардат, не сказав ни слова, пошел топить баню. Первой вымылись И с матерью Сардата. Потом пошли парни. Сидя в парилке, Сардат повернулся к Левмиру.

— Ты и я, — сказал он. — Завтра.

— Да, — кивнул Левмир.

— Без нее.

— Тогда молчи при ней.

— Я потому здесь и говорю. Возьмешь самострел. Спросим Кабура, где эта тварь прячется.

— Сделать нужно до обеда.

Глядя в глаза друг другу, оба чувствовали причудливую смесь ненависти и растущего уважения.

— Сопляк, — буркнул Сардат, отвернувшись.

— Не сопливей тебя.

Рассмеялись, не выдержав напряжения.

— Ладно, хриплый, — сказал Сардат. — Посмотрим, как ты хорошо стреляешь по вампирам.

* * *

Деревня за деревней вспыхивали огромными кострами в ночной темноте. Шли дни. Летели летучие мыши, неутомимые, отчаянные. Их встречали растерянные, злые люди. «Мальчик с глазами, как солнце, и девочка с золотыми и серебряными волосами?» — один и тот же вопрос. Качали головами, и Кастилос понимал — нет смысла наседать, нет смысла задерживаться.

В каждой деревне, иногда опережая баронетов Эрлота на несколько дней, но все чаще опаздывая, Кастилос пытался разбудить в людях давно утраченную гордость. «Мир рушится, — говорил он. — Своим бездействием вы убиваете не только себя, но всех людей! Через тысячу лет вы даже забудете это слово — «человек»».