По ту сторону фронта

– Расскажу сущую правду. Как-то после удачной вечерней зорьки сидим мы с Норкой у костра. Впереди озерцо. Перед сном мы решили поужинать. Вынул я хлеб, мясо холодное… Хватился, а ножа нет. А нож от отца остался. Отец тоже охотник был. Я туда, сюда, в ягдташ, за пояс, за голенище – нигде нет. Пропал! «Норка», – говорю. – «Чего?» – отвечает она. «Ножа-то нет!» – «Ну?»…

– Довольно! Довольно! Опять выдумываешь! – закричал Пушкарев.

– Без ножа зарезал, окаянный!.. – хохотал Добрынин.

Смеялись все.

– В чем дело? – спросил Беляк недоуменно, будто он действительно не понимал, в чем дело.

– Выходит, что Норка заговорила человеческим языком, – отвечал ему Костров.

Вновь все захохотали.

– Заговорился… – Беляк с хорошо разыгранной досадой махнул рукой.

– Ну, хватит, – сказал Пушкарев. – Пойдемте, народ уже собрался. – И все отправились в окружкомовскую землянку.

Там уже были Бойко, Снежко, Рузметов, Селифонов.

Пушкарев открыл заседание бюро окружкома.

Сначала рассматривалось решение партийной организации отряда, принявшей в свои ряды кандидатом Дмитрия Карповича Беляка. Докладывал секретарь парторганизации Бойко.

О Беляке говорили Пушкарев, Добрынин, Рузметов.

Подпольная организация в городе, во главе которой стоял Беляк, насчитывала когда-то шесть человек, а теперь в ней двадцать два подпольщика. Организация патриотов собрала среди горожан и доставила в отряд полмиллиона рублей на постройку танковой колонны «Народный мститель». Подпольщики регулярно выпускают завоевавшую любовь у народа газету «Вперед». Они имеют свой боевой счет: взрыв гостиницы, уничтожение предателя Брынзы. Отряду и Большой земле подпольщики добывают ценные разведывательные данные.

– Подпольная организация, – сказал Рузметов, – крепка, сильна, боеспособна. Оккупанты знают ее силу и боятся ее. Сам Беляк – верный сын народа, и ему давно надо быть в наших рядах.

Беляка приняли кандидатом в члены партии.

– Будешь так же работать, – предупредил Пушкарев, – через шесть месяцев примем в члены партии.

Потом обсудили содержание очередного номера газеты «Вперед». Докладывал редактор газеты Костров. А когда кончили с этим вопросом, Пушкарев сказал:

– Теперь отпустим Дмитрия Карповича. Остальное без него рассмотрим.

14

В субботу Карецкая позвонила на службу к Шефферу и сказала, что ждет его. Тот ответил, что через несколько минут приедет. Позавчера они договорились, что совершат очередную прогулку на машине, а потом заедут на квартиру Шеффера и поужинают.

Вчера в десять часов вечера Беляк зашел к Карецкой, чтобы окончательно условиться обо всех деталях, учесть каждую мелочь, рассчитать время до минуты, предусмотреть, что и когда надо сказать, как быть в случае, если Шеффер заупрямится и не захочет ехать туда, куда она предложит. В заключение Беляк спросил:

– Какие-нибудь личные вещи у вас есть?

– Да, но очень немного. Самые необходимые…

– Тем более. Уложите их в вещевой мешок.

Карецкая растерянно улыбнулась.

– Но у меня мешка нет… есть небольшой чемодан…

– Чемодан не подходит, нате мешок, – и, развернув принесенный с собой сверток, он подал ей изрядно потертый армейский вещевой мешок.

Укладывая в него свой нехитрый гардероб, Карецкая с благодарностью думала об этом заботливом человеке, не забывшем даже о мелочах. Уложив все, она спросила:

– И что же мне с ним делать?

– Об этом уж я побеспокоюсь. Он будет у меня на хранении.

– Вы так уверены в благополучном исходе, что оставляете мне единственное платье?

– Иначе не может быть, Ксения Захаровна. Мы действуем наверняка. Ну, а теперь – до счастливого свидания. Не волнуйтесь, будьте осторожны. Действуйте уверенно, но рассчитывайте каждый шаг, взвешивайте каждое слово. Я за вас отвечаю своей совестью, своей головой.

– Перед кем? – удивилась Ксения Захаровна.

– Перед… Пушкаревым, Добрыниным, Костровым… Перед всеми.

– Ну, я пойду. – Беляк подошел к ней, взял в руки ее голову и поцеловал в лоб. – Будьте умницей…

Карецкая села на диван, уткнулась головой в подушку и дала волю слезам. В этих слезах было все: и благодарность Беляку за его отеческую заботу, и тоска по мужу, и тревога за завтрашний день.

Она долго не могла уснуть в эту ночь, вставала, зажигала лампу, принималась читать, чтобы отогнать беспокойные мысли, вновь ложилась в постель. Часы показывали половину третьего, а она лежала с закрытыми глазами и думала. Что, если вдруг завтра изменится погода, пойдет дождь? Тогда все сорвется, никакой поездки не будет. Как же не учли этого? Придется опять встречаться, договариваться. А если придет Реут и спросит, где фотокарточка? Что отвечать?.. С этими тревожными мыслями она заснула уже под утро.

…Сейчас, стоя на веранде госпиталя в ожидании Шеффера, Карецкая успокаивала себя: «Если Беляк так уверен, то все будет хорошо. Он сказал: “Мы действуем наверняка”. Значит, все будет хорошо…»

У ворот прозвучал сигнал автомашины. Шеффер на «опеле» с шиком вкатил во двор, круто развернулся и резко остановил машину у самых ступенек террасы.

Он вылез из машины, щеголеватый, самодовольный, усадил Карецкую и сел рядом с ней, за руль.

– Куда? – спросил он.