По ту сторону фронта

– Давно продался, подлец?

– Нет…

– Недавно! – усмехнулся Костров. – Ну, ладно. Нам нет времени твои «неканья» слушать.

– В лагере у тебя, надеюсь, язык развяжется, – добавил Бойко.

Редькину и Волохову завернули назад руки и прочно связали их.

– Вперед, марш! – скомандовал Костров.

На улице поджидал Снежко.

– Все в порядке, – шепнул он на ухо капитану, – староста подкатил на паре… быстро довезет.

Не успел Костров по возвращении рассказать об удачно проведенной операции, как вошедший в землянку дежурный доложил командиру бригады, что крестьянин Сурко хочет его видеть.

Зарубин недоуменно пожал плечами. «Неужели опять какая-нибудь новость? Может быть, что-либо спутали или не того, кого надо, взяли?»

– Веди его сюда, – приказал он дежурному.

Вошел Сурко. В его всклокоченной редкой бороде и в усах торчали сосульки, и с них сразу же начали падать капли.

– Прямо сюда пришел и не побоялся? – спросил его Зарубин…

– Теперь уже не боязно. Сволочугу убрали. Я наблюдал все время…

– Его взяли? – задал вопрос Костров.

– Его.

– Какие же ты новости еще принес? – поинтересовался Зарубин.

Сурко доложил. После того как увели Редькина и Волохова, примерно через час к дому на санях подъехали двое. Один из приехавших, по словам Сурко, старик, вылез из саней, вошел в избу и через несколько минут вышел оттуда с дочерью Волохова. Та ему что-то говорила, а старик расспрашивал. Потом, сев в сани, он со своим спутником укатил обратно.

Сурко считал, что Костров и Бойко допустили оплошность. Следовало не торопиться с уходом из дома, а подождать часок. Тогда бы удалось захватить еще двух фашистских приспешников.

На этот раз Сурко явно ошибался. Неизвестным стариком и «фашистским приспешником» был, вне всяких сомнений, Дмитрий Карпович Беляк. Было условлено, что он появится в деревне не ранее семи вечера и желательно с кем-нибудь из свидетелей. Беляк так и поступил, захватив с собою одного из работников управы.

– Этот неизвестный, что заходил в дом, действительно старик? – спросил Добрынин.

– Не хочу брехать… – ответил Сурко. – Ночью можно и ошибиться… По голосу вроде как пожилой.

– Ладно, товарищ Сурко. Спасибо, что пришел и сообщил, – поблагодарил его Зарубин. – Если еще раз появится – скажи, мы его подкараулим и словим… Обязательно словим, – добавил он, сдерживая улыбку.

– Да нет, теперь его не споймать, – с разочарованием заметил Сурко.

– Ты только за этим, батенька мой, и приходил? – тоже улыбаясь, спросил Пушкарев.

– Еще есть дело.

Сурко расстегнул полушубок, достал из внутреннего кармана пиджака небольшой голубой конверт и подал его Зарубину.

Не поинтересовавшись, кому адресовано письмо, Зарубин разорвал конверт, извлек из него маленький листок бумаги и, быстро пробежав глазами, обвел всех недоуменным взглядом.

– Не понимаю. Убейте – ничего не понимаю! – И он прочел вслух: – «Дорогие товарищи! Я жив. Далеко меня завезли, но теперь я уже близко от родного края. Доберусь или подохну. Ваш Бакланов».

Рузметов растерянно поднялся с места.

– Тьфу… Тьфу, – сплюнул Пушкарев, – что-то невдомек мне. Дай-ка я сам прочитаю. – И, взяв из рук Зарубина письмо, медленно прочел его вслух.

– Ничего не происходит в природе такого, что не должно происходить, – съязвил Добрынин.

– Да, да… – подхватил Пушкарев. – Вот именно так и выходит.

– Воскрес из мертвых! – радостно воскликнул Рузметов. – Значит, при взрыве в гостинице он не погиб. А мы его зачислили в покойники. Вот узнает Беляк!..

– Значит, жить ему сто лет! – рассмеялся Зарубин.

– Как же попало к тебе это письмо? – спросил Костров у Сурко.

– Жена Бакланова живет по соседству. Она и передала.

Как попало письмо к Баклановой, Сурко не знал.

5

Ночь. Канун Нового, сорок третьего, года. Большая заснеженная поляна, огражденная черной стеной леса. Снег по колено, пушистый, мягкий. Мороз – за тридцать градусов. Лес угрюм и молчалив.

Партизаны слушают своего начальника штаба. Рузметов посматривает на часы и говорит спокойно, не торопясь, дорожа каждым словом:

– Наступление наших войск продолжается. Эта весть, пожалуй, самая радостная для сердца советского человека, сердца партизана. Красная армия идет на запад. Удар за ударом наносит она зарвавшимся гитлеровцам. Только в среднем течении Дона за последние десять дней бойцы Красной армии освободили от оккупантов более восьмисот населенных пунктов…

Пар от дыхания сотен людей клубами поднимается в морозный воздух и тает в нем. Мигают огоньки цигарок. Партизаны вслушиваются в каждое слово молодого командира. Все надо запомнить. Завтра многие из них пойдут в села и расскажут крестьянам о последних событиях на фронте, сообщат, сколько взято пленных, сколько разбито и захвачено немецких танков, орудий, сколько сбито самолетов, какие потери понес враг в живой силе. Народ знает, что победа измеряется не только пройденными километрами.