По ту сторону льда

Мало того, что выжил, так еще и основал поселение на берегу океана, на месте которого сейчас находится Хайрмарг.

— Ты так хорошо знаешь историю иртханов?

— Я предпочитаю знать историю от и до. Без нее сложно понять настоящее.

Слышно рычание дракона. Пока еще тихое — знак того, что скоро начнется представление. Оно проносится по залу, эхом отражаясь от стен и затихая окончательно.

— У тебя высший балл по проходным экзаменам в школе, — говорю я. — Как так получилось, что ты отказалась от предложений ХГУ и НШМБ?

— В Ниргстенграффскую школу международного бизнеса я не пошла, потому что отец считал это слишком простеньким для меня. А в ХГУ уже почти отдала документы. — Солливер постукивает пальцами по подлокотникам. — Ну а потом случилось непредвиденное, Торн.

Она бросает короткий взгляд на меня, а после снова рассматривает сцену, ее руки расслаблены, нитка браслета обхватывает изящное запястье и стекает на подлокотник. Я не слышу в ее голосе напряжения, скорее, чувствую его на уровне звериных инстинктов, и оно возрастает с невиданной силой в тот момент, когда Солливер произносит:

— Я влюбилась.

Второе рычание почти полностью поглотило ее слова. Но я их хорошо расслышал — на слух иртханы никогда не жаловались, а я и подавно.

«В него».

Про него я знал все, он учился в ХГУ. На втором или на третьем курсе, такой же никчемный, как тот, кто согласился на сделку с Эллегрин. У них с Солливер завязался роман, он увлекался свингерством. В ту зиму, когда она должна была поступать, это все и случилось. Продолжалось недолго, около двух месяцев, пока об этом не узнал ее отец. Солливер отправили в Аронгару, где она училась в Зингсприде, на юридическом. Параллельно делая карьеру модели, но с этим ее отец уже ничего не смог поделать. В Аронгаре у него связей не было.

— Спорим, ты сейчас перечитывал мое досье? 

От взгляда в упор ненадолго стало не по себе.

Не потому, что она смотрела мне прямо в глаза, как могла бы смотреть драконица, а потому, что она тоже меня читала. В собственном ритме, но гораздо легче, чем мне бы того хотелось.

— Что с того?

— Досье иногда лгут, Торн, — она усмехнулась.

А потом отвернулась, как раз в тот момент, когда рычание дракона возвестило о начале представления.

Постановка развивалась с художественными допущениями, но в целом сюжет был достаточно близок к историческим событиям. Драматизма добавляли с помощью таких трюков, как, например, крик Тавархарта на казни семьи:

— Я выживу лишь для того, чтобы уничтожить вас всех!

Сейчас, спустя столько лет было сложно просчитать, могло ли такое быть в реальности, а летописи об этом умалчивали. Я был склонен считать, что нет. Тем не менее он не просто выжил в ледяных пустошах, где не под силу выжить даже взрослому (как считалось), он построил свою империю, которая существовала еще несколько столетий после его смерти. И он действительно залил кровью тех, кто был причастен к казни его семьи, их земли.

За ним шли, его уважали соратники и боялись враги.

Он расправлялся с предателями, не глядя на имена и ранги, даже если они входили в его самое близкое окружение. Одним из знаковых событий в его истории считалась казнь родителей его первой жены, которые были замешаны в заговоре Трех Земель. Когда она отказалась на это смотреть, он сказал, что отправит ее к ним.

— Ужасный человек, — произнесла Солливер, когда снова вспыхнули светильники, и объявили антракт.

Зал шумел, растекаясь по многочисленным лестницам и холлам Ригн Свихт.

— Он не человек.

— Он иртхан, знаю, — она повернулась ко мне, — но это совершенно его не оправдывает.

— Ему не нужны оправдания.

Она пожала плечами.

— Мне казалось, мы обсуждаем то, что происходит на сцене.

— Так и есть. Оправдания ищут те, кто считают себя неправыми.

Солливер подперла пальцами подбородок:

— По большому счету, ему совершенно без разницы, прав он или нет.

— Ты так считаешь?

— Я в этом уверена, — она кивнула. — Помнишь слова его жены: он дал мне пощечину, когда я просила не убивать их. Я просила не за своих родных, а за свой народ.

— Это очень вольная вариация ее слов.

— Разве?

— В оригинале они звучали так: я просила не убивать их, и он ударил меня по лицу. «Они не заслужили прощения», — сказал он, и не изменился в лице, когда я произнесла: «Я прошу не за отца и за мать. За народ, который живет на их землях».

Солливер подняла руки:

— Сдаюсь.

— Совершенно на тебя не похоже, — хмыкнул я.

— Возможно, я просто читала вольный пересказ.

— Иногда вольный пересказ ключевым образом искажает смысл того, что случилось.

— Но ни коим образом не отменяет сути поступка. Он заставил ее смотреть на казнь матери и отца, хотя сам пережил подобное.

— Если бы она не пошла смотреть, это значило бы, что она на их стороне.

— Совершенно точно нет.

— Да.

Солливер приподняла брови:

— Тебе знаком смысл слова «дискуссия», Торн Ландерстерг?

— Он заключается в обмене экспертными мнениями.

— Он заключается в самой дискуссии, — она указала на сцену. — При том, что я все равно останусь при своем мнении, а ты при своем. Странно, что об этом тебе говорю я.

— Остальные боятся.

Уголки ее губ дрогнули.