По ту сторону моря

Спящее тело ощущает, что погода меняется. Боливар в одиночестве просыпается в ящике. Шкряб-шкряб. Он высовывается наружу и видит Эктора – тень, прижавшуюся к борту. Некоторое время Боливар смотрит на юношу, затем вылезает, бормоча себе что-то под нос. Он наблюдает за мраком, нависшим над миром. Море становится свинцовым. Он вынимает из-под скамьи пластиковые пакеты, собранные в океане. Разравнивает, аккуратно нарезает ножом на полоски. Затем сплетает из них веревку. Вытягивает из кучи мусора рыбьи потроха и привязывает к веревке, затем прорезает в брезенте отверстие и пропускает веревку через него. Обвязывает ящик веревкой и затягивает узел.

Эй, кричит он, смотри сюда.

Эктор поднимает голову и видит, как Боливар хлопает дверью.

Они трясутся посреди нескончаемого шквала. Дни будто ночи вечного дождя. Боливар удерживает дверь, когда ливень врывается внутрь. Они промокли насквозь и стучат зубами под одеялом из водорослей, кожа посерела и сморщилась. На коленях у Эктора фигурка Пресвятой Девы. Юноша тих, вял и не спал бóльшую часть ночи. При каждом движении он пихает Боливара локтем под ребра. Сучит ногами, скрещивает руки на груди. Слегка хрипит при дыхании. Затем замирает и целый день сидит неподвижно, птичьими глазами уставившись в брезент, как будто пытаясь разглядеть что-то снаружи. Начинает шептать что-то неразборчивое, снова и снова, пока Боливар не велит ему заткнуться.

Затем Эктор произносит это вслух.

Я знаю, что она делает.

Боливар наклоняется ближе. Кто?

Лукреция. Она с ним.

С кем?

С Октавио.

Боливар испускает долгий вздох, затем стискивает кулаки.

Слушай, прекращай это. Ты не можешь знать, что она делает. Мы тут словно слепые.

Нет. Это легко понять.

Как?

Сегодня суббота.

С чего ты взял? Здесь нет дней недели.

Я считал дни. Сегодня точно суббота. Не спрашивай, откуда я знаю. Сейчас вторая половина дня. И она была бы со мной. Мы смотрели бы телевикторину или какую-нибудь глупость, мыло очередное. Но я здесь, а он – там.

Откуда тебе знать?

Это просто, Боливар. В это время ее родители ходят по магазинам. Ей больше нечем заняться. Поэтому она смотрит телик. Но у нее есть одна странность – она не любит делать это одна. Ей нужен кто-то для компании. Поэтому она пригласит его. Он припаркуется дальше по улице. Это просто. Войдет в дом и сядет смотреть телик. Но долго он не выдержит. Начнет теребить оборки на кресле. Собирать собачью шерсть и ронять на ковер. А потом скажет ей, пошли в твою комнату. Она ответит, дай досмотреть. Он подождет еще немного и снова скажет, кончилось, пошли уже. Она взглянет на дверь и помолчит, прислушиваясь, не едет ли машина. Он скажет, они еще не скоро вернутся. Она посмотрит в лицо Октавио, на его руки, представит их на своем теле, везде. А затем отведет его в свою комнату. Сейчас они там.

Боливар изучает Эктора, пока тот говорит. Даже в этом тусклом свете он видит, как глаза юноши мучительно мечутся. Будто проецируют на брезент то, что Эктор видит перед мысленным взором.

То, во что верит его разум.

Он трясет юношу за плечо.

Это не может быть правдой, говорит Боливар. Этого просто нельзя знать.

Эктор отталкивает Боливара ладонью.

Не говори мне, что правда, а что нет.

На, поешь.

Я не голоден.

Боливар качает головой. Затем выбирается наружу – проверить чашки. Они почти полные. Он переливает воду в емкость и какое-то время стоит, сжимая кулаки. Он все еще сердится, когда возвращается внутрь.

Слушай, говорит он. Они помнят о тебе, дома. Каждый день молятся о твоем возвращении. Ты бы лучше об этом подумал. Нужно рассуждать здраво. Ты выглядишь неважно. Прислушайся к своему дыханию. Тебе нужно подкрепиться. На, съешь кусочек.

Эктор не отвечает, продолжая пялиться в брезент.

Спустя некоторое время говорит отстраненным голосом.

Сейчас она делает это с ним.

Боливар выбирается наружу и проверяет чашки, чувствуя кожей теплый воздух. Мир в первых лучах солнца. Как бывает почти каждое утро, расплавленный свет медленно разливается по небу. Мир рождается на свет. Боливар вытягивает руки и ноги, вслушивается в море, и ему начинает казаться, что он слышит давние шепоты. Он все время думает об Алексе. Она движется у него внутри, словно тень. Интересно, какой она стала. Он оборачивается и спокойно изучает Эктора, который, как ребенок, свернулся калачиком в ящике. Рука прижата ко рту. Боливар наклоняется, чтобы рассмотреть его лицо. Взгляд следует за раздвоенной бровью, веки юноши подрагивают во сне.

Старческий голос внутри него спрашивает, в чем смысл Эктора?

День за днем его одолевают эти непривычные мысли. И голос всегда старческий.

Он ведь тоже чье-то дитя, думает Боливар.