— Все документы по оборотню штудируете? — спросил врач, кивнув на бумаги на моем столе.
— Штудирую, — меня позабавило употребленное им слово, и я решил взять его на вооружение, чтоб самому порой использовать. — И, знаете, забавная картинка получается.
— Какая? — полюбопытствовал он.
— А такая, что этот оборотень — единственный здесь, благодаря кому хоть какой-то порядок держится. Только страх перед ним и отпугивает местную нечистую братию от того, чтобы все склады разграбить да ночи напролет другие непотребства творить. Без него здесь никто не справится. И я не справлюсь. Вот он я — одна голова, две руки на весь огромный район. Вот я и думаю, — усмехнулся я. — А какого хрена мне за этим оборотнем гоняться? Он же, выходит, мой первый помощник. Не лучше ли оставить его в покое? Ну, загрызет он иногда кого-нибудь, зато хоть по ночам буду спать спокойно — и жертв меньше будет, чем без него.
Врач ошеломленно меня слушал.
— Вы это серьезно? — спросил он после паузы.
— Серьезно — не серьезно, а суть проблемы улавливаете?
— Суть проблемы в том, что у вас мигом руки опустились, как вы нынешнюю здешнюю жизнь увидели? — спросил он.
— Руки у меня никогда не опускаются, — заверил я. — Я говорю, так сказать, с точки зрения целесообразности.
— Пусть волк по ночам воет, людей пугает? Им же безопасней: по домам, взаперти, в целости и сохранности?
— Вот-вот. С волками жить — по-волчьи выть.
— А если люди не хотят выть по-волчьи?
— Да у них вой в душе стоит хуже волчьего. Неужели не слышите? Отними! Ограбь! Прикармань! Зарежь! Изгадь! Изуродуй! А вы мне о волках… Вы на волков не смотрите, вы дальше взгляните, по ту сторону волков…
— По ту сторону волков?
— Да, чтобы видеть, что за каждым волком есть человек. Есть такая гадина, которой мы должны интересоваться. А с волками пусть егеря разбираются.
— Не то вы что-то говорите, — кисло возразил врач.
— Вам так кажется, потому что вы в смысл слов моих не вникаете. Думайте, думайте. Не волчий вой, а то, что спрятано за волчьим воем, — вот где наша загвоздка. И вот где наш ответ.
— Вы не верите, что воет всамделишный волк? Вы полагаете, кто-то подражает волчьему вою?
— А разве это так трудно? Сами попробуйте.
Врач пожал плечами, запрокинул голову — совсем как в моем сне — и завыл точно так же, как во сне, тонко и жалобно, похоже на юродивого, находящегося на его попечении.
— Недурно получается, — одобрил я. — Вам бы еще чуток практики, и вас от волка не отличить. А наш оборотень, наверное, еще и тренируется…
— Если тренируется, то где? — спросил врач.
Я взглянул на него недопонимающе.
— Ведь во время репетиций его воя не должно быть слышно, — пояснил он. — Иначе бы его сразу раскусили.
— Не слышно и не видно… — протянул я; хотел еще кое-что добавить, но тут под окнами конский топот послышался.
— Совсем стыд потеряли — посреди бела дня на ворованных лошадях разъезжают, — обронил врач.
— А кого им бояться… — начал я, но тут знакомый мой конокрад ворвался в помещение весь запыхавшийся.
— Поймали, начальник! — торжественно заорал он. — По вашей примете поймали, по боку его, пулей задетому! Народ его сейчас кончать собирается!
Мы с врачом так и подскочили.
— Не сметь самосуда! — воскликнул я. — Остановить их надо. Где убивают? Кого?
— В Митрохине, Колю инвалида, — объяснил конокрад, явно несколько разочарованный моей реакцией. — А ведь как маскировался, гад! Несчастненький такой, по нему и не подумаешь! Его уже повязали, теперь осиновый кол вытесывают.
— Ну и дикость!.. — вырвалось у врача, но я жестом остановил его, прежде чем он успел что-то еще сказать.
— Вот что, — обратился я к конокраду, — скачи назад и останови их. Вы что, не понимаете, что мне он живьем нужен? Скажи — если прикончат его до моего прибытия, я шкуру со всех живьем сдеру. Лети во всю прыть, а мы с врачом немедля выходим в Митрохино.
Парень нехотя и разочарованно вышел на улицу, и мы услышали удаляющийся топот копыт.
— На то смахивает, что вы их за один день к рукам прибрали, — удивленно заметил врач. — Никакой вам оборотень в помощники не нужен.
— Пойдем, — проговорил я, быстро накидывая шинель. — По пути договорим… Уполномоченный НКВД приедет, скажи ему, что по срочному делу пришлось отбыть в Митрохино и что дело серьезное, — распорядился я дежурному, и мы с врачом отбыли в путь.
— Так вот, насчет того, что я их к рукам прибрал, — заговорил я, пока мы шли к железнодорожному переезду. — Так вот… Мысль мне в голову пришла, понимаете? Заблудившиеся ребята. Что они видели, кроме голода, холода и озверелости? Толком и не учились, небось. Сбились в стаю — такую, что волчьей стае сто очков вперед даст, тоже по ту сторону волков оказались, если хотите. И все равно — неизвестно, куда руки приложить.
— Трудодни-то отрабатывают, — сказал врач.