По ту сторону жизни

— Я тебя тоже с трудом узнал, — заговорил он тихо. — Постарел… Изменился до неузнаваемости. Значит, пришлось хлебнуть лиха?

— Не мне одному выпала доля такая, — вздохнул Кузьма. — Я и в окружении побывал, и… В бою побывал и сам не помню, как в лагере очутился. Шинель погибшего полковника была на мне, и…

— Всё, молчи, — сказал дон Диего, глянув на эсэсовцев, которые молча наблюдали за их встречей. — Судя по всему, мы в одну сторону едем. Теперь мы вместе, и это хорошо. Доверься мне, и всё будет как надо!

— «Как надо» правильно в плену себя вести? — со злостью прошептал Кузьма. — Или «как надо» немцам угождать, чтобы выглядеть, как ты, господин Бурматов? А я воевать хочу! Рвать немцев руками и зубами! Я на фронт хочу, чтобы давить фашистскую гадину! Я уже давно в плену и много вытерпел! Я…

Дон Диего, явно нервничая, выслушал его.

— Понимаю тебя, Кузьма, — сказал он торопливо. — Но потерпи, сейчас не время и не место говорить об этом. Иди, занимай своё место в кузове и выгляди бодрее. Продолжать разговор мы больше не можем. Держи себя в руках и не наделай глупостей, «товарищ полковник»!

Он подтолкнул Кузьму к грузовику, развернулся и пошёл навстречу Боммеру, который, видимо, уже потеряв терпение, не спеша шагал в его сторону…

18

Азат Мавлюдов пришёл в лабораторию за час до начала эксперимента. Усевшись на стул, он уставился долгим взглядом на барокамеру и попытался представить, как будет чувствовать себя «морская свинка».

«Выживет или нет? — думал Азат с горечью. — Погибнет, я не прощу себе…»

Вчера, поздно вечером, он разговаривал об эксперименте с доктором Штерном и сейчас раздумывал над его словами.

Никаких гарантий, что подопытный останется жив, тот не давал. Азат знал, что происходит в барокамере с человеком и что надо сделать, чтобы облегчить его страдания. Думая об убийственном эксперименте, он сам словно переместился в…

«О Всевышний, что же я собираюсь сделать? — подумал Азат со страхом. — Я собираюсь подвергнуть насилию Диму Шмелёва. И за что? За то, что он не может принимать участия в зверских экспериментах, этот кровопийца Боммер приговорил его? Сначала заставил работать в морге, а теперь… Что мне делать, как поступить, Всевышний?»

Как бы там ни было, он всё равно поступит так, как приказал Боммер. Вот только как это сказать Дмитрию? Как объяснить, что не по своей воле он поместит его в барокамеру?

Его тягостные размышления прервал сам Дмитрий, который пришёл в лабораторию без сопровождения. Кивком головы он поздоровался с Мавлюдовым, затем подошёл к барокамере и осмотрел её.

— Ну что, когда начнём? — спросил он, тем самым освобождая Азата от мучительных объяснений. — Мне много пришлось слышать, как работает это оборудование, и приходилось вскрывать тех, кого оттуда извлекали. Мне уже сказали, что сегодня моя очередь «подремать» в барокамере, и…

— Прости, это не по моей воле, — перебил его угрюмо Азат. — Это приказ Боммера, и я… Я просто не могу его не выполнить.

— Я всё прекрасно понимаю и спорить не собираюсь, — печально улыбнулся Дмитрий. — Но ничего, не казни себя напрасно. Я уверен, что со мной ничего не случится.

— Вот как? — округлил глаза Азат. — Ты считаешь себя исключительным?

— Нет, я считаю себя везучим, — без капли страха высказался Дмитрий. — Так что, давай не будем затягивать, пока есть настроение. Иначе передумаю, упрусь, и вам со мной возиться долго придётся…

Азат почувствовал, как вспыхнули щёки. Такого поворота он не ожидал. Он был растерян, сбит с толку настолько, что даже не пытался ободрить Шмелёва или отговорить его.

Взгляд Дмитрия был чист и спокоен. Было видно, что он настроен на эксперимент и готов немедленно принять в нём участие. Но Азату всё-так казалось, что между ними встала стена недоговорённости и отчуждения…

* * *

После четверти часа, проведённой в барокамере, со Шмелёвым стало происходить что-то непонятное. Он всё чаще стал прислоняться лицом к столику, замирать, безвольно опуская руки. Через иллюминатор было видно его лицо фарфоровой белизны. Шмелева одолевала тошнота, но он каким-то образом держался. Он едва шевелил руками. Запас жизненой энергии истекал, но… Он был всё ещё жив! С такой адской нагрузкой мог справиться только физически очень сильный человек! И Дмитрий справлялся.

— Всё, достаточно, он уже три часа в камере, на час больше, чем положено! — Азат вскочил со стула и отключил барокамеру.

Два доктора-ассистента вошли внутрь и склонились над потерявшим сознание Дмитрием. Они вынесли его наружу, уложили на кушетку и принялись приводить в чувство. Четверть часа спустя Дмитрий открыл глаза и едва заметно улыбнулся.

— Невероятно, очень жизнестойкий экземпляр, — сказал с удивлением один из докторов, присутствующих при эксперименте. — Он будет жив и скоро встанет на ноги!

На этом опыты не закончились. На Дмитрии проводили один эксперимент за другим, и все они проходили успешно. Подопытного «истязали» в разное время суток, после чего едва живого извлекали из барокамеры, взвешивали, брали анализы и давали сутки отдохнуть.