Результаты каждый раз были ошеломляющими! Дмитрий был измучен, обессилен, но расставаться с жизнью не собирался. Восторгу экспериментаторов не было предела. Значит, переносимость высочайшего давления вполне осуществима?
Через десять дней успешных опытов Азат понял, что очень устал, и продолжать мучить Шмелёва уже не может. Да и сам Дмитрий был на грани. Он мало что соображал, никого не узнавал и выговаривал бессвязные фразы, с трудом ворочая одеревеневшим языком.
— Хватит, больше никаких опытов! — объявил Азат после обеда сотрудникам. — Ждём возвращение Мартина и подробно описываем все опыты! Мы уже выполнили всё, что он велел, уезжая, а теперь весь упор только на отчёты о проделанной работе!
Про себя он решил, что оставшееся время проведёт у постели Шмелёва. Азат втайне радовался, что Дмитрий остался жив, и в то же время, как и все вокруг, был озадачен его поразительной жизнестойкостью. Просто невероятно, что Шмелёв выжил после таких чудовищных нагрузок, и Азат решил разобраться в особенностях его могучего организма, наблюдая за ним…
Утром, после завтрака, Мавлюдов навестил «лазарет», в котором содержался Шмелёв. Дмитрий был настолько слаб, что не мог встать с постели. Тяжело дыша и обливаясь потом, он метался по кровати.
Следом за Мавлюдовым в «лазарет» вошёл доктор Гартман.
— У пациента воспаление лёгких, — сказал он. — Шмелёв никого не узнаёт, у него высокая температура.
— Его жизнь в опасности? — насторожился Азат.
— Для любого другого бы, возможно, да, — усмехнулся доктор. — А наш пациент вовсе не спешит на «тот свет». Я не знаю, чем объяснить его живучесть. Разве что железным иммунитетом, перешедшим от родителей, или… Может быть, антибиотики делают своё дело, но… Я думаю, что уже скоро он преодолеет болезнь и придёт в себя, если прежде вы не погубите его каким-нибудь очередным опытом!
— Нет, до приезда доктора Боммера мы его больше не тронем, — сказал Азат, и доктор Гартман, пожимая плечами, вышел из «лазарета».
Проводив его взглядом, Азат склонился над Дмитрием и… тот вдруг открыл глаза.
— Ты всё записал, доктор Рахим? — прошептал он. — Всё, что происходило со мной во время экспериментов?
— Всё, конечно, — ответил Азат озадаченно. — А тебя почему это интересует?
— Отведи меня в барокамеру и продолжай опыты, — вздохнул Шмелёв, закрывая глаза. — Это необходимо, поверь мне…
— Необходимо? Тебе? — удивился Азат. — Ты что, из ума выжил?
Некоторое время Дмитрий лежал молча, и Мавлюдов подумал, что он лишился сознания. Но Шмелёв вскоре открыл глаза.
— За меня не беспокойся, — сказал он слабым голосом. — Если я всё ещё жив, то буду жить и дальше.
— Хорошо, я подумаю, — пообещал сбитый с толку Азат. — Только ты набирайся сил, пожалуйста. В таком плачевном состоянии ты не выдержишь и минуты в барокамере.
— Я выдержу… я долго выдержу, — прошептал Дмитрий, закрывая глаза. — Ты этого не знаешь, а я знаю. Я… — он не договорил, закрыл глаза и лишился сознания.
«Чёрт возьми, что всё это значит? — подумал Азат, вставая. — Почему он настаивает на продолжении экспериментов? Почему он желает продлить свои страдания?»
Открылась дверь, и в палату снова вошёл доктор Гартман.
— Как наш пациент? — спросил он, приближаясь к кровати.
— С ума сошёл! — выпалил Азат. — Настаивает на продолжении опытов!
— Действительно, очень странно, — нахмурил озабоченно лоб доктор. — Боюсь, что его мозг значительно пострадал от воздействия мощного давления.
— Но он, как мне кажется, настаивал и говорил со мной вполне разумно, — засомневался Азат.
— Очухается, им займутся психиатры, — пообещал доктор. — Во всяком случае, до возвращения доктора Боммера его использовать в экспериментах нецелесообразно.
— И я поддерживаю ваше мнение, — согласился Азат. — Такую чудовищную нагрузку, которую выдерживал он и не раз, едва ли вынес бы кто-то другой на его месте.
— И всё же он когда-то умрёт, — ухмыльнулся доктор. — Я обязательно приму участие при его вскрытии…
Азат никогда не питал к людям ненависти и злобы, скорее наоборот, он побаивался их. Он никогда не был общителен и ни с кем не сходился близко, разве только с Иосифом Бигельманом… Да, это была единственная трагическая ошибка в его жизни, из которой он извлёк для себя урок.
Здесь, в замке, он чувствовал себя изгоем, поскольку его мысли не совпадали с мыслями коллег, и любое слово, относящееся к нему, он воспринимал как насмешку и обиду. Наверное, сама судьба обрекла его на одиночество, но Азат вовсе не страдал от этого.
В уединении его мозг работал столь активно, что мыслям немедленно требовался выход, и он с энтузиазмом брался за перо и бумагу.
Вечером, после ужина, он ложился спать, но, как правило, в голове возобновлялся мыслительный процесс, и надвигалась бессонница. Если день пролетал незаметно, то ночь… Она просто выматывала его.
Тогда, чтобы выспаться, Азат стал принимать снотворное, и у него появилось чувство, будто он восстал из мёртвых. Обновились душевные силы, умноженные спасительным благодатным сном.