По ту сторону жизни

Он снова закашлялся, и… Прямо на глазах Азата глаза Мартина налились кровью, словно что-то застряло у него в горле и мешало дышать. Умирая от удушья, Боммер поднёс к губам правую руку, в которой была зажата бутылка с отваром, но почему-то пить не стал. Даже смерть, стоявшая рядом, не смогла вытеснить из его головы недоверия к совету Азата. Тогда он поднёс к губам горлышко бутылки, зажатой в левой руке, но и из неё пить не отважился.

— Будь ты проклят, слизняк! — прошептал он страшным хриплым шёпотом, закатил глаза и испустил дух.

— О Всевышний! — прошептал Азат и стал оправдывать себя. — Я же говорил тебе из какой бутылки пить! Но почему ты меня не послушал?!

Тогда он достал из мешка запас отвара, котрый взял с собой, уходя из домика. «Ты подох, Мартин, а я вот живым остался, — думал он, срывая с себя одежду. — Сейчас я промою своё тело „мёртвой и живой водой“ и вылечусь. Я одержу победу над болезнью, Мартин! Я уничтожу её! Я…»

Больше ни о чём не думая, он лил на своё гниющее тело содержимое бутылок с ядовитым отваром. Он старательно втирал жидкость в тело. А когда запас отвара иссяк…

Его торжествующий взгляд остановился на искажённом гримасой смерти лице Боммера. Азату показалось, что мертвец наблюдает за ним.

— Что, завидуешь, подлюга? — крикнул он со злорадством. — Ну-ну, смотри, смотри… Завидуй, если видишь, как я побеждаю смерть! Сейчас я вытравлю её из своего тела! Отрава убьёт заразу, а затем… Я обмоюсь «живой водой»! Ты знаешь, о чём я говорю, так ведь? Я вотру целебный отвар в своё тело и исцелюсь! Завидуй, завидуй мне, мертвец! Больше тебе ничего не остаётся, только безмолвно взирать на меня с «того света» и завидовать!

* * *

Из вагонного окна Кузьма Малов наблюдал, как здание вокзала Парижа уменьшилось до размеров пятнышка, и он задёрнул шторки. Устроившись поудобнее, он прикрыл глаза.

Минувшая ночь, насыщенная кошмарными видениями, измучила его. В холодном поту Кузьма метался в постели гостиничного номера, пока встревоженный Дмитрий не разбудил его.

— Как себя чувствуешь, отец?

— Что-то неважно, — ответил Кузьма. — Кажется, мне только что приснился Мавлюдов Азат… Столько времени прошло, а его гнусный образ всё преследует меня. С тех пор как я поселился в Канаде, я не видел подобных снов и никогда не вспоминал о нём, а сегодня…

— Ничего, это поездка в СССР так будоражит тебя, — успокоил Дмитрий. — Всё плохое, что ты пережил, произошло с тобой в России, и это больше всего тревожит тебя.

Выслушав сына, Кузьма укрылся с головой одеялом, закрыл глаза и уснул.

Поездка на родину, о которой он мечтал столько долгих лет, отнюдь не радовала его. Наоборот, чем дальше вёз его поезд к границе СССР, тем тревожнее становилось на сердце и тем сильнее протеворечивые сомнения терзали душу.

Глядя в окно на мелькающие пейзажи, Кузьма вдруг вспомнил свою молодость, первую любовь, службу судебным приставом. «А ведь как хорошо тогда было, — с тоскою думал он. — Ни сомнений, ни страхов. А вот потом…»

Стараясь не вспоминать, что было «потом», он посмотрел на сидевшего напротив сына. Дмитрий был занят чтением газеты и был увлечён, по всей видимости, интересной статьёй.

«Надо же, а он ведь спокоен, — подумал Кузьма о сыне. — А я, в отличие от него, места себе не нахожу…»

Уже в Белоруссии они с сыном пересели в другой поезд, старенький, с крошечным купе. В нос ударил резкий запах пота, которым был буквально пропитан вагон. «А что тут удивляться, — подумал Кузьма. — Стране, пережившей тяжёлую кровопролитную войну, сейчас не до новых вагонов…»

Оставшийся путь он проделал в тишине, прислушиваясь к стуку колёс и поскрипыванию вагона. Вокруг простиралась однообразная сельская местность. Маленькие полустанки были полуразрушены и безлюдны.

…Кузьма облегчённо вздохнул, когда наконец поезд остановился на московском вокзале. Он вышел из вагона, и на него нахлынула такая буря чувств, что он чуть было не упал на платформу, не устояв на подкосившихся ногах.

— Ты что, отец? — спросил взволнованно успевший поддержать его Дмитрий.

— Не беспокойся, мне хорошо, сынок, — ответил Кузьма дрожащим от сильнейшего волнения голосом. — Мне хорошо настолько, что даже высказать не могу. Я счастлив! Я счастлив настолько, сынок, что…

Он не смог завершить фразу из-за рыданий, бурей вырвавшихся из груди. Кузьма плакал, не стесняясь никого. Чувство радости, переполнявшее его, потоком слёз вырывалось наружу. Слишком сильна была у него любовь к Родине, на которой он жить больше не мог!

* * *

Ночь Азат провёл на улице. Он не мог делить жилище с мертвецом. Сначала он собирался вынести тело Боммера на улицу и оставить его где-нибудь в кустах, но передумал. Во-первых, ему не хотелось касаться даже пальцем тела мертвеца, застывшего за столом в нелепой позе. А во-вторых, он побоялся, что запах мёртвого тела привлечет к домику хищных зверей.

«Ничего, я тут сам как-нибудь перекантуюсь, — думал он, укладываясь на травяную подстилку у входа. — Мне здесь не трудно будет ночь скоротать. Я не барышня и не неженка какая-нибудь…»