Монстр, жуть – в обоих смыслах слова. Месиво щупалец в серо-красную крапинку, тяжелая, массивная туша, неровные и нерегулярные наросты панциря. Сотни… нет,
Да, великий и могучий Ктейн, просто непомерный. Больше среднего дома. Больше голубого кита. Больше, чем вся «Рогатка», вместе взятая, да и тяжелее наверняка, ведь в нем нет пустот. Трудно было охватить умом такие размеры. Подобных чудищ Кира видела разве что в кино или в компьютерной игре. Он был намного больше, чем в ее снах-припоминаниях, – вот итог столетий ненасытного обжорства.
Но Кира увидела и кое-что еще. Благодаря дополненному зрению, которым наделил ее «скинсьют», она обнаружила нечто вроде миниатюрного солнца в самом центре этой бесформенной массы – застывший взрыв, рвущийся прочь из затвердевшей вокруг него оболочки. Яркую и переливающуюся жемчужину уничтожения.
Кира переключилась на видимый спектр, затем снова на инфракрасный. В видимом спектре ничего необычного: тело Ктейна оставалось таким же красно-серым, каким запомнилось ей в прошлых столетиях. Но в инфракрасном свете эта туша горела, сверкала, блестела. Сияла и переливалась.
Словом, можно подумать, у медузы внутри чертов ядерный реактор.
Кира почувствовала себя крошечной, незначительной. Силы категорически не равны. Отвага покинула ее. Несмотря на все подвиги Кроткого Клинка, ей не верилось, чтобы тот мог справиться с мощью Ктейна. И ведь этот монстр не тупое животное. Умом и лукавством он не уступит корабельному разуму. Именно его ум позволил Ктейну несколько веков править медузами.
Эта мысль наполнила Киру сомнением в своих силах, и она приостановилась. На полу вокруг кремнистого пьедестала, где восседал Ктейн, находилась изрядная часть Совета-в-Бездне: панцири, похожие на ракушки, зеленого и оранжевого цвета, многосуставные конечности обитателей этих раковин болтались в вихревых течениях. Они размахивали конечностями и завывали – адская мелодия, на слух Киры, словно хор терзаемых душ. Захватчик, чья память жила в ней, Нмарл, узнал родной дом, и воспоминания о Горестной Грани затопили сознание Киры.
Потом подавляющая вонь изменила значение – уже не удовлетворение, а насмешка. И жуткое существо испустило короткую апокалиптическую фразу:
Тут Кира поняла, как навредила себе промедлением. Она окликнула Кроткий Клинок, свила его в огромную пружину, готовясь нанести удар и прикончить Ктейна.
Слишком медленно. Увы, слишком медленно!
Из центра туловища медузы вывернулась костистая лапа, выхватила что-то темное из панциря и направила этот массивный предмет на нее… О черт! Это была электромагнитная пушка таких размеров, что хоть на нос крейсера ставь, она бы проделала дыру и во флагмане ОВК. Все, конец. Не убежать, не спрятаться. Эх, если бы…
Два события произошли так быстро, что Кира едва уловила их последовательность: «скинсьют» зашевелился на ней, подался вперед и…
БАМ!
Палуба покачнулась под ее ногами, грохот заглушил все остальные звуки. По ту сторону помещения из округлой стены вырвался пузырь мерцающего зеленого пламени, воздушная волна прокатилась по водяному шару, сокрушив Совет-в-Бездне и сбросив Ктейна, великого и могучего, с древнего престола. Тщетно метались его многочисленные щупальца. Справа от Киры переборка испарилась, раздался отчаянный свист вытекающего воздуха. Прежде чем Кира успела отреагировать, ее настигла стена бурлящей воды. Цунами закружило ее, отрывая нити и щупальца – оторвало основную часть «скинсьюта» от остальной массы, – и выбросило Киру вместе с чужью в полыхающую белизну космоса.
– Кира! – по радиосвязи кричал ей вслед Фалькони.
Глава VI
Sub specie aeternitatis[12]
1
Космос – белый?
Кира не стала сосредотачиваться на явной несообразности. Хватало более срочных дел. Она велела Кроткому Клинку стабилизировать их полет, и в ответ из области ее плеч и бедер вылетели облачка газа. Вращение замедлилось, и через несколько мгновений удаляющийся корпус «Потрепанного иерофанта» замер на месте в ее поле зрения.
В боку «Иерофанта» зияла дыра: то, что ударило в корабль, пробило бо́льшую часть палуб кормового отдела. Еще одна «Касаба»?
Кира ощущала осиротевшие частицы Кроткого Клинка в «Иерофанте», оторванные от нее, но не утратившие с нею связь. Страшась того, что может произойти, если она потеряет их навсегда, Кира мысленно сосредоточилась на них, и частицы зашевелились, пролагая себе путь сквозь обшивку корабля.
Кира огляделась по сторонам. Да, космос – белый. Она отключила инфракрасный режим зрения. Все равно белый. И светится. Но не так ярко, как светился бы, окажись она в открытом пространстве, в прямой видимости ближайшей звезды.