По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

Казалось бы, сия уличная песенка совершенно примитивна, да и какое отношение она имеет к блатному фольклору? Разве что в «Старых песнях о главном» ее исполнял «условно освобождённый» (как именуется роль Гарика Сукачёва)… По этому поводу замечу: хотя я занимаюсь не только чисто криминальной песней, но и в более широком смысле «низовой» — уличной, «одесской», музыкальным фольклором беспризорников, «жестоким романсом» и т. д., — конкретно песня о расставании милой парочки всё же связана с творчеством уголовного народа.

Для начала попробуем хотя бы примерно определить, когда и каким образом это произведение появилось на свет.

Практически все исследователи сходятся на том, что первоосновой «милого в галифе и панаме» является старый русский народный романс «Зачем тебя я, милый мой, узнала». Он известен в исполнении многих певиц, например, Елизаветы Шумской, Антонины Неждановой, позднее — Марины Ладыниной в фильме «Сказание о земле Сибирской» и др. Сюжет песенки незатейлив, мелодия минорная:

Зачем тебя я, милый мой, узнала,
Зачем ты мне ответил на любовь?
Ах, лучше бы я горюшка не знала,
Не билось бы сердечко моё вновь.

Терзаешь ты сердечко молодое,

Тебя твоя зазнобушка зовёт…
Проходит только время золотое,
Зачем же мой желанный не идёт?

Я жду, и вот приходит долгожданный,

Целует, нежно за руку берёт…
Ах милый мой дружочек, мой желанный!
И сердце песню радости поёт.

Как говорится, не Шекспир и даже не Асадов. Но чем богаты, тем и рады. Насчёт сочинителя стихов ничего не известно, а вот автором музыки многие почему-то называют российского композитора XIX века Александра Ивановича Дюбюка. Правда, ни в одном самом полном перечне его произведений таковой романс не значится. Более того, в большинстве источников песня названа «народной» без всяких оговорок. Впрочем, Дюбюк музыку написал к романсу или не Дюбюк — всё равно песня по тональности, конечно, отличается от классической «Панамы».

Однако с «Панамой» мы забегаем вперёд. Ещё один вариант, очень отдалённо напоминающий надрывный предмет нашего исследования, был запечатлён на пластинке под названием «Скоро милая уедет», записанной в Санкт-Петербурге в 1913 году. Исполнил эту «мужскую» версию романса дореволюционный тенор Д. Ершов, любивший выступать также как Ершов-Ростан или Д. Ростанов (видимо, в подражание популярному в начале XX века французскому драматургу Эдмону Ростану — автору блистательной комедии «Сирано де Бержерак»).

Надобно заметить, что Ершов с особой охотой исполнял так называемые «каторжные» и «разбойничьи» песни, среди которых и известная «Погиб я, мальчишка» —

Мать свою зарезал,
Отца свово убил,
Младшую сестрёнку
Невинности лишил,

и «Скажи мне, скажи мне, товарищ, попал в рудники ты за что» с не менее жуткими картинами, где каторжанин долго и подробно описывает, как он «был шайки тогда атаманом, имел шестьдесят молодцов, любил нападать на прохожих», а также «крестьянские избы я грабил, молодок с собой забирал» и занимался другими не менее увлекательными делами. На их фоне душещипательный романс «Скоро милая уедет» воспринимается как нежная колыбельная всего с одним трупом в конце:

Ой, скоро, Настя, ты уедешь,
Уедешь, может, навсегда.
В Питер больше не приедешь,
Портрет оставишь для меня.

Найдешь, ты милая, другого,

Ласкать он будет, обнимать,
Вспомнишь про меня, младого,
Не будешь плакать и рыдать.

Оставишь черные ты глазки,

Быть без них не могу я,
Стаканчик яду размешаю,
Отраву до дна выпью я.

Мою могилу ты полюбишь,

Её слезою обольёшь,
Могила скажет — путь забудешь,
Пусть на кресте «любовь» прочтешь…

Милая, как легко убедиться, исчезает без панамы, галифе и ботиночек, зато оставляет «портрет», который неизменно будет упоминаться в последующих версиях.

Несомненно, однако, что наряду с народной русской песенкой и её переложением на рыдающие аккорды мещанского «жестокого романса» существовал и непосредственно уголовный — по крайней мере, кабацкий — вариант уже с «узнаванием» милого, так сказать, по отличительным признакам. Полного текста этой версии до нас, к сожалению, не дошло. Зато один куплет сохранился. Его приводит Александр Куприн в известном рассказе «Гамбринус», опубликованном в одесском журнале «Современный мир» (1907):